Нож - Ю. Несбё (2019)

– Да, – преувеличенно четко и с легкой улыбкой ответил Финне на вопрос Катрины о том, хорошо ли он знает свои права. И точно так же произнес «нет», когда следователь спросила, не возражает ли он против записи допроса.

– Давайте для начала поговорим о вечере десятого марта и о ночи с десятого на одиннадцатое, – сказала Катрина. – Этот промежуток времени мы в дальнейшем будем называть ночью убийства. Что произошло?

– Я принял кое-какие таблетки, – ответил Финне.

Катрина записывала, не поднимая глаз.

– Валиум. Стесолид. Или рогипнол. Может, всего понемногу.

Слушая его голос, она вспомнила звук колес дедушкиного трактора, едущего по гравию на острове Сотра.

– Возможно, поэтому картина для меня немного неясна, – сказал Финне.

Катрина прекратила писать. Неясна? Она почувствовала во рту металлический привкус, вкус паники. Он что, собирается отказаться от признания?

– А возможно, это потому, что я всегда немного дурею, когда испытываю сексуальное возбуждение.

Катрина подняла глаза. Взгляд Свейна Финне встретился с ее взглядом. Ей показалось, что в голову вошел бур. Он облизал губы, улыбнулся и понизил голос:

– Но я всегда запоминаю самое важное. Ведь именно поэтому мы всё это и совершаем, правда? Воспоминания можно унести с собой и воспользоваться ими в минуту одиночества.

Катрина увидела, как его правая рука рисует для нее в воздухе картинку, двигаясь вверх-вниз, но вновь опустила глаза в свои записи.

Скарре настаивал на том, чтобы надеть на Свейна наручники, однако Катрина отвергла эту идею. А то Финне еще вообразит, что полицейские его боятся, и это даст ему моральное превосходство. Он может захотеть поиграть с ними. И сейчас, через минуту после начала допроса, Финне, похоже, именно этим и занимался. Катрина перебирала лежавшие перед ней листы бумаги.

– Если вы плохо помните, то мы можем поговорить о трех случаях изнасилования, которые описаны вот здесь. У нас и свидетельские показания имеются, они должны помочь восполнить возможные провалы в памяти.

– Туше, – ответил Финне; Катрина знала, что он все еще улыбается, хотя и не смотрела на него. – Но, как я уже говорил, самое важное я помню.

– Послушаем.

– Я пришел туда около девяти часов вечера. У нее болел живот, она была очень бледной.

– Подождите. Как вы вошли в дом?

– Дверь была открыта, так что это проблемы не составило. Она кричала и кричала. Она была так напугана. И я д-держал ее.

– Удушающим движением? Или борцовским захватом?

– Не помню.

Катрина понимала, что они слишком быстро продвигаются вперед, что ей требуется больше деталей, но сейчас важнее всего получить признание, пока Финне не передумал.

– И что потом?

– Ей было очень больно. Из нее лилась кровь. Я взял н-нож…

– Ваш собственный?

– Нет, нож поострее, я нашел его там, на месте.

– И куда вы ее ударили?

– С-сюда.

– Допрашиваемый указывает себе на живот, – сказала Катрина.

– В пупок, – уточнил Финне тоненьким детским голоском.

– В пупок, – повторила Катрина, глотая подступающую тошноту. И испытала чувство триумфа. У них есть признание. Остальное – это уже так, украшение, вишенка на торте.

– Вы можете описать Ракель Фёуке? И ее кухню?

– Ракель? Красавица. Как т-ты, Катрина. Вы очень похожи.

– Во что она была одета?

– Этого я не помню. Тебе кто-нибудь говорил, насколько вы похожи? Словно с-с-сестры.

– Опишите кухню.

– Ну просто тюрьма. Кованые железные решетки на окнах. Можно даже подумать, что хозяева кого-то боялись. – Финне рассмеялся. – Ну что, Катрина, полагаю, этого достаточно?

– То есть как?

– Мне эта б-беседа уже п-поднадоела.

Она почувствовала легкую панику.

– Но мы только начали.

– Голова болит. Очень тяжело вновь переживать травмирующие ситуации вроде этой, уж тебе ли не знать.

– Ответьте мне только…