Ведуньи - Элизабет Ли (2021)

Оставив на полу собственные лохмотья – Господи, до чего позорная кучка! – я присаживаюсь на лежанку и начинаю натягивать вязаные чулки, шевеля пальцами ног и чувствуя, как приятно их греет мягкая шерсть. Теперь мне уже гораздо легче представить себя в роли фермерской жены, для которой носить такую одежду – дело самое обычное. Собственно, почти так одеваются и другие деревенские женщины. Я надеваю сорочку, и она, конечно, слишком велика мне, пальцы скрываются в рукавах, и я немного подворачиваю рукава. Затем следует корсет, жесткий, с косточками. Оказывается, в памяти моей сохранилось некое воспоминание – а я и не знала, что оно сохранилось, – о том, как мама надевает корсет и просит меня его зашнуровать, и я даже умудряюсь вполне прилично это сделать. Я оправляю юбку, но жесткие «косточки» сковывают движения, делая меня неуклюжей, и теперь я уже вполне чувствую себя настоящей деревенской женщиной, хотя раньше они всегда казались мне на редкость неловкими. Юбка действительно очень теплая и длинная, мне почти до щиколоток, я к таким не привыкла. К тому же она страшно широка мне в талии, но это пустяки. Я собираю пояс в сборки и крепко подвязываю. Сверху надеваю жилет и фартук. Как же много всякой одежды! Больше, чем у нас с мамой вместе. Я рада, что впоследствии смогу за все это заплатить, а Бетт согласилась принять от меня деньги.

Я больше не чувствую себя прежней. Я словно стала выше ростом и прямее из-за «косточек» корсета. Все мое тело теперь спрятано под слоями одежды, и я даже представить себе не могу, как в таком виде можно бегать по берегу реки или наклоняться, чтобы по привычке подхватить на руки Энни. И острых прикосновений морского ветра я больше уже не чувствую. Эти одежды укрывают меня ото всего на свете, и мне интересно, смогут ли они настолько изменить мою внешность, чтобы обмануть того, кто сделал меня своей избранницей. И все-таки я стесняюсь показать себя даже Бетт. Сижу на тюфяке и при слабеньком свете тростниковой свечки слушаю, как скребутся мыши, и думаю о том, что сейчас делают Энни, мама и Джон и что бы они сказали, если б сейчас увидели меня. Я хочу жить той жизнью, в которой носят такую одежду, но боюсь, что это навсегда отдалит меня от родных.

Кто-то стучится в дверь, и я вскакиваю от неожиданности.

– Иди-ка сюда, покажись, – говорит Бетт.

И я, не давая себе времени на сомнения, выхожу в другую комнату. А Бетт, поднимая повыше свечу, освещает меня всю с головы до ног и удовлетворенно замечает:

– Ну что ж, неплохо. Теперь ты выглядишь вполне прилично, настоящая маленькая леди. Если, конечно, вот на это внимания не обращать. – Она пренебрежительно указывает на мои растрепанные волосы. – Ладно, садись.

Я покорно усаживаюсь возле стола, и Бетт начинает меня причесывать. Она работает молча, и движения у нее куда более нежные и аккуратные, чем я ожидала; каждую прядь она одной рукой придерживает у корней, а второй расправляет и расчесывает деревянным гребнем, причем используя ту сторону гребня, где зубья редкие, так что он почти не застревает в спутанных волосах. Странное дело, но меня охватывает покой; это так приятно, когда о тебе заботятся. Расчесав мне волосы, Бетт убирает их с лица, приподнимает, закалывает высоко на затылке, затем отступает, подбоченивается и с довольным видом говорит:

– Ну вот, почти готово. – Она наливает в миску воды и с помощью какого-то лоскута обтирает мне лицо и шею сзади. Вода холодная, а тряпка довольно грубая, но я, закрыв глаза, сижу тихо-тихо. Затем Бетт по очереди отмывает мне руки – сперва тыльную сторону, потом ладони, а потом, крепко прижимая тряпицу, выскребает у меня из-под ногтей застарелую грязь.

– А теперь, – говорит она, – маленький женский секрет.

Она берет с полки маленький горшочек с каким-то розовым порошком, пахнущим розой, окунает туда палец, наносит капельку этого порошка мне на щеки и втирает.