Мудрость толпы - Джо Аберкромби (2021)

Вик скривилась, глядя на костер в конце улицы. На нем вроде бы не сжигали людей – но лишь потому, что Судья желала настоящего зрелища, когда их позже спихнут с вершины Цепной башни.

Ей следовало держать рот на замке. Она всегда держала его на замке. Но почему-то это давалось все с бо́льшим трудом.

– Со всем уважением, комиссар, но, как мне кажется, сжигателям все равно, кого наказывать – виновных или невиновных.

Пайк почти ее не слушал.

– Нашей целью остаются банки. Ростовщичество – худшее из преступлений.

– Хуже, чем убийство?

– Убийство уносит из наших рядов одного гражданина. Банки заражают своей алчностью всех. – В уголках глаз Пайка мерцали отблески костра. – Насколько мы приблизились к тому, чтобы отыскать управляющего Адуанским филиалом «Валинта и Балка»? Мне не терпится увидеть, что они прячут в своем хранилище.

– Мы понемногу продвигаемся. Допрашиваем работников. Но их несколько сотен, и большинство ничего не знают, кроме своего маленького кусочка ведущихся дел. Как выясняется, банк владел недвижимостью по всему городу – просто невероятно, сколько зданий ему принадлежало.

– Мы отберем их обратно, – сказал Пайк, – и отдадим народу.

Вик взглянула в сторону костра.

– И что народ с ними сделает?

– Иногда, чтобы изменить мир, необходимо сперва…

– …сжечь его дотла, – тихо закончила Вик. Впрочем, это все больше и больше звучало похоже на слова сумасшедшего в оправдание своей любви к разжиганию пожаров. – Если управляющий в городе, мы найдем его.

– Держите меня в курсе, – жестко кивнул Пайк и зашагал прочь в сопровождении дюжины констеблей.

Они прошли мимо какой-то фигуры, стоявшей в тени дверного проема по другую сторону улицы. Женщина с дощечкой, приставленной к бедру. Она окинула взглядом блестящих глаз Пайка и его свиту, погреб и повозку, потом устремила взгляд в сторону освещенной костром толпы сжигателей.

– Проследи, чтобы все это добралось до Дома Истины, – буркнула Вик Огарку.

– Мы теперь называем его Домом Чистоты, ты не забыла?

Вик уже переходила улицу, на ходу засовывая руку в карман и нащупывая холодные ребра кастета. Лучше приближаться к любому человеку так, словно он представляет угрозу. Впрочем, женщина не выглядела особенно опасной. Ее губы имели синеватый оттенок, края ноздрей покраснели, на плечи было наброшено старое стеганое одеяло с прорезанной дыркой для головы.

– Ваше имя, гражданка?

– Грум, инспектор. Карми Грум. – Она опустила свою дощечку. К ней был прикреплен лист бумаги, в черных пальцах другой руки она сжимала обломок угля. – Я художница.

Вик немного расслабилась. Насколько это было возможно.

– Я вижу.

– Я делаю наброски. Для картины.

Вик нахмурилась, поглядев на костер, на оборванные фигуры, греющие руки у огня, на сжигателей, выволакивающих жителей из зданий, на констеблей, опустошающих погреб, который оказался банком.

– Вы хотите это нарисовать?

– Будущие поколения могут не поверить, что это когда-то происходило. – Выдув струйку пара, она сдула с лица прядь светлых волос и вернулась к своим зарисовкам, зашуршав углем по бумаге. – И тогда это может произойти снова.

Уроки

– Когда-то на этом месте произошло чертовски кровопролитное сражение, – сказал Трясучка.

Он приостановился на склоне холма, обратив хмурый взгляд в сторону покрытой снегом долины, наполненной той хрупкой тишиной, какая бывает только в зимнем лесу.

Изерн фыркнула, извергнув фонтан морозного пара:

– То же можно сказать обо всем Севере. Найдется ли между Кринной и Белой хоть один клочок земли, в какой-то момент не политый кровью?