Мудрость толпы - Джо Аберкромби (2021)

Прихожая была полна детей. Они стояли вдоль стен с обеих сторон двумя плотными рядами. Оборванные, покрытые грязью и струпьями. Между ними было пять или шесть изможденных кормилиц, выглядевших едва ли лучше. Мать Савин настаивала, чтобы здесь каждый день ставили свежий букет цветов. Теперь здесь цветов не было. Канделябр, видимо, украли; в воздухе пахло затхлостью. Савин изобразила на лице вымученную улыбку и кивнула, приветствуя всех разом. Зури за ее плечом резко втянула в себя воздух – для нее это было такой же тревожной реакцией, как вопль ужаса у кого-нибудь другого.

– Дети, это гражданка Брок! Она владелица этого дома. Именно благодаря ее щедрости у вас есть еда и кров…

– Хватит, – перебила Савин. – Нет, в самом деле…

Она вдруг поняла, что странный ковер из тряпок, на котором стояли дети, состоял из их одеял, разложенных вдоль стен справа и слева, так что посередине оставалась лишь узкая полоска исцарапанного пола в качестве прохода.

– Они что, здесь спят? – пробормотала она, отшатываясь от девочки, которая смотрела на нее огромными черными глазами, очевидно, не в силах оторваться. Ее немигающий взгляд был похож на птичий.

– Нам не хватает места.

Гражданка Валлимир толкнула дверь в комнату, где Савин когда-то выпивала вместе с матерью, смеялась вместе с матерью, испытывала тошнотворный ужас, когда мать рассказала ей свой секрет. Теперь большинство окон были заколочены, так что ее глаза не сразу привыкли к сумраку.

Почему-то ей представлялись аккуратные шеренги симпатичных, чисто вымытых, благодарных сирот. Спасенных сирот… Вид детей в прихожей шокировал ее – но теперь она поняла, что те выглядели еще вполне прилично.

Дети, набившиеся в эту лишенную мебели комнату, выглядели так, словно принадлежали к другому виду. Скрюченные, чахлые, искалеченные, странные. Полосы пыльного света высвечивали отвратительные подробности: огромный букет струпьев на впалой грудной клетке, сгорбленную фигуру, без конца раскачивающуюся взад и вперед… Раскрытые рты, капающие слюной… Мухи, вьющиеся вокруг слезящихся глаз… Некоторые лежали неподвижно, бесчувственно. Другие съежились, скаля почерневшие зубы. Они были тощими, как дворовые коты, безумными, словно бешеные псы. У одной девочки в волосах засохла рвота. У одного мальчика все лицо было покрыто язвами. Еще один глазел на отслаивающиеся обои, без устали шлепая себя ладонью по наполовину облысевшей голове, снова и снова. Они производили странные звуки – слов не было, только какое-то бульканье, сипение, рычание… Словно брошенный хозяевами зверинец, в котором все звери сошли с ума.

Когда Савин поглядела на ряды этих голодных лиц, у нее не родилось сентиментального желания обнять их и начать гладить по головкам. У нее родилось желание поддаться панике и ринуться прочь, расшвыривая детей с дороги. Она и с собственными-то двумя младенцами едва справлялась – но как можно было удовлетворить нужду такого масштаба, какая ощущалась хотя бы в этой комнате, не говоря обо всем доме?

– Во имя Судеб… – прошептала она, невольно прикрывая рукой лицо, чтобы защититься от всепроникающего зловония.

– К этому потом привыкаешь и не обращаешь внимания, – утешила ее гражданка Валлимир. – Мы стараемся, как можем, моем их, боремся с болезнями и вшами. Но у нас слишком мало людей, мыла нигде не достать, и не хватает угля, чтобы греть воду. Младших мы держим тут, внизу, а старших наверху.

Она посмотрела на выходившую в прихожую роскошную лестницу (ту самую, с которой Савин некогда спархивала, паря на головокружительных высотах светской жизни) взглядом генерала, изучающего нейтральную полосу.

– Старшие более… недоброжелательны. Они организуют банды, нападают друг на друга. По ночам… одним словом, по ночам тут нужно быть осторожным.

– И сколько их у вас тут? – прошептала Савин, оглядывая бывшую гостиную своей матери. Ей вспомнилась фабрика в Вальбеке, где дети некогда трудились ради ее выгоды.