Мудрость толпы - Джо Аберкромби (2021)

– Честно говоря… я даже не могу сказать. Вначале мы пытались вести учет. Записывали, когда это было возможно, имена, места рождения, возраст… Но когда мы поняли, что происходит в городе… – Она беспомощно вздохнула. – Городские беспризорники сбиваются в группы, ищут теплые местечки и забиваются туда. И там им грозит ужасная опасность. На них охотятся, загоняют их, как овец. Потом продают и покупают. Отдают в рабство на фабрики… или… в рабство еще худшего толка. И вот они начали приходить сюда. Вскоре тут каждое утро под воротами толпилось по нескольку десятков. У нас не было сил их пересчитывать, главное было их впустить, обогреть, накормить… А потом…

Она развела руками и бессильно их уронила, красноречиво передавая огромность задачи.

Савин ощутила на своем плече утешающее прикосновение Зури:

– Вы сделали доброе дело. Настолько, насколько смогли. Не забывайте об этом.

Для Савин в этот момент было трудно представить, что она сделала что-либо, помимо того, что собрала самые ужасные страдания в одном месте. Она заставила себя убрать руку от лица, подавить панику и попытаться думать об этом, как о любой другой проблеме. Она ожидала встретиться здесь с проблемами образования, воспитания, предоставления профессиональных навыков. Однако стоило ей сделать несколько шагов за порог, как стало ясно, что тут никто не смотрит дальше того, чтобы выжить.

– Вам нужны деньги на еду, топливо, одежду. – Последнее, что она имела, Савин отдала Лео, чтобы подкупить Народную Армию. – Если мне придется идти в правительство… – (предполагая, что в стране еще осталось что-то, достойное этого наименования), – или искать какого-нибудь богатого благотворителя… – (хотя те, у кого были деньги, не подавали виду, пряча их на черный день), – мне необходимо хотя бы примерно знать, о каком количестве детей идет речь.

– Я попытаюсь посчитать. – Зури вытащила из-за уха карандаш и принялась деловито обходить комнату, помахивая им в направлении каждого ребенка.

Каждый такой взмах означал целую жизнь, которую требовалось восстановить, вырастить заново с нуля. Даже пересчитать их было нелегкой задачей. В комнате имелось нечто вроде шатких трехъярусных кроватей, но одеялами были также застланы все доступные участки пола, все углы и закоулки.

– С каждым днем все хуже, – жаловалась гражданка Валлимир, в то время как Зури выскользнула из комнаты, чтобы продолжить свои подсчеты. Савин стало не по себе от мысли, что и весь остальной дом, от погребов до чердака, должно быть, представляет собой нечто подобное. – Тут и сироты, тут и брошенные дети, и те, кто добрался в город из деревни, где вообще все безнадежно. Они рассказывают такие вещи… ни одному ребенку лучше бы даже не слышать ничего подобного, не говоря уж о том, чтобы встречаться с этим самому.

Она понизила голос до шепота, стреляя глазами во все стороны, словно боясь, что ее могут подслушать:

– А еще эти казни… для детей тех, кого скинули с Цепной башни, ведь вообще не предусмотрено никакого содержания…

Из прихожей послышался грохот, и Савин резко повернулась. Новый удар, треск древесины, громкие голоса.

– Это еще что такое? – спросила гражданка Валлимир.

Савин закрыла глаза и глубоко вдохнула. Она уже знала, что это.

…Сжигатели в заляпанных красной краской доспехах вломились через разбитую входную дверь, отбрасывая с дороги детей. По всему дому слышались перепуганные вопли и визг. Они уже топали вверх по лестнице, безнадежно запутываясь пиками в перилах. Они были повсюду.

Итак, похоже на то, что Судья наконец обнаружила настоящий заговор, который можно будет раскрыть перед Народным Судом. Видимо, поймали Тойфель, или Орсо проболтался, или у Лео ничего не получилось. Думая о том, что все потеряно, Савин одновременно думала о том, что пики – самое идиотское оружие, какое только можно придумать для закрытых помещений, и при этой мысли ее обуревало желание расхохотаться, несмотря на выступающие на глазах слезы.