Завтра может не быть - Анна и Сергей Литвиновы (2021)

В этот раз в Большом у входа даже очередь образовалась. До эпохи рамок-металлоискателей оставалось еще лет сорок, но в тот раз все посетители догадывались, что представление сегодня предстоит необычное. Все потому, что рядом с обычными тетеньками-билетершами стояли остроглазые мужчины в штатском. Кое-кого из зрителей они просили раскрыть сумочку или даже показать содержимое карманов. Тут же присутствовали и две собачки-овчарки на плотных поводках, сопровождаемые инструкторами (также в штатских костюмах и галстучках-шнурочках). Овчарки вели себя в высшей степени корректно, но иной раз обнюхивали входящих, фыркали, но ни разу даже ни на кого не гавкнули. А не на что было лаять: никто из посетителей не пытался пронести ни взрывчатку, ни оружие. И Варя тоже: оружие ждало ее внутри, в Большом.

Совершенно без помех девушка со свежим маникюром и укладкой, в свободном, не стесняющем движения костюме и удобных, разношенных босоножках, ровно в семь вечера, как и было оговорено с Петренко, вошла в здание Большого. Спектакль начинался в семь тридцать, и дальнейший порядок ее действий тоже был определен товарищем полковником.

В то же самое время Шаляпин сидел в своем кабинете председателя КГБ на Лубянке. Он был занят самым, пожалуй, ненавистным делом: ждал.

О том, что все может произойти именно сегодня, он предупредил только маршала Вакуленко. Но все равно они договорились: никаких действий до особого подтверждения. Поэтому-то и оставалось только ждать.

Петренко, как он говорил, выбрал его в качестве главы заговора. Чтобы он, значит, вернул сталинские порядки.

«Хочет, чтобы я вроде Александра Первого вышел перед всеми, как тот после убийства Павла, и сказал: «Теперь все будет как при бабушке». То есть как при Иосифе Виссарионыче. Сказать-то оно, конечно, можно. Может, я и скажу. Но сделать-то будет гораздо труднее.

Ах, Петренко-Петренко, наивный человек! Одно слово – гость из будущего. Не понимает он: для того чтобы сталинизм вернуть, надо быть Сталиным! То есть предельно жестоким, абсолютно беспринципным, исключительно подлым, параноидальным типом.

Но я-то не такой. И в этом смысле кишка у меня тонка. Одно дело: составить заговор, убить кукурузника и заодно еще трех-четырех персон. И совсем другое – целенаправленно изничтожать, в плановом порядке, свой собственный народ: «Вашему краю доводится лимит по первой категории (расстрел) в 1500 человек». Просто чтоб всех в изумление от ужаса привести. Так я не смогу и не буду. Но вот править страной сумею никак не хуже Хруща. И по-своему править.

Потом: коль скоро и Петренко, и Данилов говорят, что капитализм в будущем неизбежен, а идеология перестанет свою роль играть – может, и не надо бояться его, этого самого капитализма. Напротив, потихонечку к нему советских людей приучить – и безо всяких репрессий, конечно.

Ах, как долго тянется время!»

* * *

Петренко тоже ждал. В своем убежище он даже ухитрился поспать, завернувшись в одеяло. Позавтракал парой долек шоколада, запил водой. Чтобы снизить потребление жидкости, перед тем как сделать глоток, тщательно орошал рот. Для обратного процесса был приспособлен бидончик – ограниченного, литрового объема.

Утром, он знал, в Большом начнется бемц. Охрана должна прошерстить весь зал и фойе в поисках возможного оружия или взрывчатки. Насколько тщательно будут они обследовать закулисье? Вряд ли хватит у коллег сил и рвения, чтобы все помещения обойти, тем более их в Большом огромное количество: мастерские, склады, репетиционные залы.

Но если его вдруг обнаружат, решил заранее: «Живым не дамся. Пусть стреляют на поражение». Вот только жаль было Варю и дурака Данилова: это означало, что они останутся здесь, в прошлом, навсегда. И задание он не выполнит – не спасет Родину от бед и потрясений. На всякий случай он держал свой единственный оставшийся «ТТ» заряженным.

Варя