Завтра может не быть - Анна и Сергей Литвиновы (2021)

Но, слава богу, никто на Данилова внимания не обращал, менты не докапывались. Через двадцать минут он благополучно вышел на «Мире» и вскорости вошел в свой собственный двор, где полтора года назад, заделавшись помощником Хрущева, получил отдельную квартиру. Ничего здесь, во дворе, не изменилось, а с соседями он намеренно никаких контактов не поддерживал, поэтому вряд ли бы его хоть кто-то узнал и радостно воскликнул: «Сколько лет, сколько зим!»

А вот и то, ради чего он сюда отправился: его родненький «москвичок». Стоит себе, миленький, на том же месте, как он оставил его в феврале, когда арестовали. Весь запыленный, грязный, заваленный почками и листьями от отцветшей березы. Два баллона из четырех слегка спустили. Но времена, когда в СССР стали воровать с машин колеса, зеркала и «дворники», еще не начались. Стоит себе «Москвич» нетронутый – может, статус хозяина, работника ЦК, давал автомобилю охранную грамоту?

Всегда Алексей, начиная со своей самой первой тачки, алой «копейки»[37], нежные чувства к машинам питал. Тогда же и научился вскрывать двери без ключа да заводить их. Пару раз случалось – забывал ключи или терял, а ехать надо. Слава богу, советский автопром, в отличие от нынешних иномарок, по этой части был податливым.

Заранее, еще в Вариной квартире, он захватил нитки, проволоку, стамеску, гаечный ключ. И здесь, у своей машинки, быстренько изобразил из нитки петлю, просунул ее сквозь уплотнитель водительского стекла. У «четыреста второго» «Москвича» (как у былой «копейки») в окне водительской двери имелась форточка. Он попытался зацепить ниткой запор, закрывавший ее изнутри. С третьей попытки удалось. Дернул, и запор открылся. Он нажал на форточку, просунул в нее руку и отпер дверцу.

Проник внутрь, сел на водительский диван. В сущности, он ничего противоправного не совершает – просто пытается завести собственную машину. Правда, документов у него на нее нет, равно как и любых других. И вообще он, наверное, находится в розыске. Но об этом лучше не думать.

Никаких «секреток» и сигнализаций в машине у него не было – время для них придет в Советском Союзе только в семидесятые. Данилов выдернул из замка зажигания контактную группу, замкнул стамеской два плюсовых провода. Дернулись стрелочки приборов, загорелись лампочки. Слава богу, аккумулятор если и разрядился, то не фатально. Данилов немного подкачал бензинчик педалью, вытащил подсос. Снова соединил проводки, и дых-тых-тых – мотор завелся! Вот он, могучий советский автопром – в двадцать первом веке полностью утраченный! Не подводит!

Данилов осторожно выехал со двора на боковую улочку. Пока решил на проспект Мира не соваться.

Как свернул с проспекта, городской пейзаж немедленно сменился. Это вообще характерно было для Москвы пятидесятых: вылетные магистрали (как их станут называть через полвека) украшались мощными, высотными домами, а отъедешь чуть в сторону, там деревенские избушки кособочатся, двухэтажные деревянные сарайчики, с удобствами на заднем дворе и водой из уличных колонок. Так и здесь – по улицам Маломосковской, Новоалексеевской. Но вот новость, еще в феврале такого не было: к северу за патриархальными, деревянными уличками громоздятся десятки кранов. На будущей улице Кибальчича и Ракетном бульваре, сообразил Алексей, возводят пятиэтажки, которые шестьдесят лет спустя новое городское начальство возьмется сносить по программе реновации.

На Мазутном проезде[38] молодой человек остановился у уличной колонки. Достал из багажника ведро – советский автомобилист никогда не пускался в путь без канистры, тряпок и ведра! Налил водички, а потом доехал до лесополосы, что шла меж Рижским проездом и линией электричек Ярославского направления. Там Данилов остановился, подкачал насосом спустившие шины, смел веничком засохшие почки, смыл грязь со стекол и фар. Выплеснул оставшуюся грязную воду на колеса, снова вернулся на проспект Мира и направился в Мытищи.