Земля матерей - Лорен Бьюкес (2020)

– Дайте секунду, я найду щиток. – Щелчок в темноте, и протестующе начинают мигать люминесцентные лампы. Тараканы застывают на мгновение, словно захваченные стробоскопом, затем разбегаются во все стороны, когда во всех трубках равномерно загорается электричество.

– Так! Здесь нужно навести порядок. Могу посоветовать отличных девчат, они сделают вам новую вывеску, может быть, даже со скидкой. Как, вы говорите, называется ваша Церковь?

– Всех печалей.

– Ого! Серьезно! Я так понимаю, комедийных шоу у вас не будет? Сожалею, сама я вам помочь не смогу, рот у меня как японский скоростной поезд. Вы слышали, хотят проложить такую линию от Нью-Йорка до Чикаго? По-моему, у нас есть задачи и поважнее, чем возможность посетить родственников в Иллинойсе, но, полагаю, все, что позволит нам быть ближе в эти непростые времена…

– Это один из женских грехов, – мягко замечает Надежда.

– Вы о чем, милая?

– Многословие. Это один из множества путей, какими мы предали Господа, имевшего в отношении нас вполне определенные планы. Женщина должна знать, когда попридержать свой язык.

Алисия холодно застывает на месте.

– Ну, извините, если вас обидела. Первое, что узнаёшь в нашем городе, – много культур, много перспектив. Надеюсь, вы будете иметь это в виду. Любовь к ближнему – это та же самая терпимость.

– Но терпимость уничтожила цивилизацию! – выпаливает Мила. Коул потрясена. Она притворяется? Определенно, она притворяется. Однако получается у нее весьма убедительно.

– Совершенно верно, дочь моя, – сияет Надежда. – Если мы будем проявлять терпимость по отношению к злу, разве тем самым мы не допустим зло? Дорога в рай вымощена добрыми намерениями, снисхождением и терпимостью. Мы не можем позволить себе терпимость. Это роскошь слабых и трусливых. Мы должны твердо отстаивать свои позиции, бороться с унижениями и позором.

Агент недвижимости моргает – у нее внутри щелкает тумблер, отключая что-то.

– О да, теперь я вспоминаю название. Вы связаны с той большой церковью во Флориде, Храмом радости, с этой – как там ее – которая у них главная?

– С нами благословение Матери, – говорит Щедрость. – Мы с радостью поможем вам раскаяться.

– Мне не за что извиняться. Я горжусь всеми до одной своими ошибками, ношу их как медали. – Алисия продолжает, теперь уже ледяным профессиональным тоном: – Как видите, это бар, если хотите, строители его снесут. Если пройти в эту дверь, вы попадете в зрительный зал. Как я уже говорила по телефону, он вмещает двести человек, его легко переоборудовать в место для молитвы. Можете осмотреться. Не торопитесь, но вы должны меня извинить: мне нужно кое-кому позвонить.

Пока остальные разбредаются по зданию, Коул хватает Милу за руку и отводит в сторону.

– Я хочу посмотреть зрительный зал! – в негодовании восклицает та.

– Зачем тебе это? И почему ты вдруг стала такой грубой?

Мила презрительно пожимает плечами.

– Я хотела, чтобы она заткнулась. Она говорила и говорила без умолку. Остынь, мам!

Коул ощущает между лопатками холодный удар страха. Не может быть, чтобы Мила говорила это серьезно! Она притворяется. Ну конечно. Но когда они сидели в автобусе, тихий вкрадчивый голос матери Низшей выливался из наушников, капая ей в уши смертельно ядовитый «Кул-эйд»[88].

Уноси ноги! Как в кино, крошка. Пока не слишком поздно.

«Я над этим работаю, хорошо? Еще несколько дней. Это если Мила возьмет себя в руки и не станет истинной последовательницей культа».

Ее дочь высвобождает руку и выходит в двустворчатую дверь в зал со сверкающими люстрами.

Риелтор проходит мимо, постукивая по телефону, и Коул выходит следом за ней на улицу. Она должна довести игру до конца, выбраться отсюда.

– Послушайте, я прошу прощения за свою дочь. У нее переходный возраст. Она не хотела грубить.

– Мне показалось, она просто повторяла то, что вы проповедуете.