Также: экономика эпохи запрета на воспроизводство. Это чем-то напоминает краденые произведения искусства: ограниченное количество клиентов, готовых заплатить за него и обладающих возможностью сохранить это в тайне. Мало какая коллекционерка пожелает единолично владеть средствами воспроизводства. Оптовая торговля. Зачем покупать молоко, когда можно получить целую корову – точнее, молодого бычка, имеющего все шансы стать быком-производителем? Но тут мы снова возвращаемся к риску затопления рынка. Нет, Билли приходит к выводу, что тут дело в чем-то другом.

Зара хрипит и ворочается в постели. Плохие носовые пазухи. Ей следует об этом позаботиться. Если они заглянут еще в одну аптеку, чтобы купить, о, не знаю, долбаных антибиотиков.

Ключ к разгадке в синтаксисе. «Любительница рыбок и экзотика в аквариуме». У нее в памяти мучительный поход в аквариум в Кейптауне, с похмелья, когда Коул и Майлс «порадовали» ее своим приездом в гости. Мальчишке тогда было три или четыре года, он устроил настоящую истерику, катался по полу, размахивая руками и ногами и издавая истошные звуки, и все только потому, что нужно было ждать своей очереди, чтобы проползти по трубе в бассейн и вынырнуть прямо посреди рыбок-клоунов. Коул вела себя беспомощно, бестолково, пыталась отвлечь внимание сына муренами, рыбами-крылатками, «а давай посмотрим на медуз», вместо того чтобы схватить его за руку и хорошенько шлепнуть по круглой детской попке, сказав, чтобы он вел себя хорошо.

«В поисках Немо»[92], – думает Билли.

Что может стоить больше молодого мальчишки, глупого и полного спермы?

Сын.

43. Коул: Мадонна с пропускного пункта

Вечерний свет делает все вокруг плоским, поэтому пропускной пункт кажется наложенным на выжженное зноем синее небо. Тени образуют четкие геометрические узоры на бетонных баррикадах, которыми перегорожено шоссе. Витки колючей проволоки разрастаются кустарником в тени деревьев. Флора безопасности. У полицейских (разумеется, одних женщин), дежурящих на пропускном пункте, под мышками расплываются темные пятна. В отличие от сестер, все они в темных очках. И с оружием. Это вызывает в памяти аэропорт. Или блокпост. Неужели их сейчас схватят?

Мила прячется ей за спину, и трудно сказать, то ли это тревога перед чем-то нежелательным, то ли подростковая стеснительность, а может быть, в данном случае это одно и то же. Но затем Коул видит, в чем дело. Мила заметила еще одного гостя пограничной охраны, девочку-подростка, разлегшуюся на ступенях жилого фургона, поставленного перед входом в центр обработки, в шортах, переделанных из джинсов, и черных сапогах. Заметив это любопытство, девочка отрывается от сотового телефона и, подняв его, делает фотографию. Раздается щелчок затвора, призрачный электронный голос фотоаппаратов, и Коул непроизвольно вздрагивает.

Скоро. Скоро они вырвутся из всего этого, расстанутся с Церковью и окажутся на корабле, неспешно плывущем домой. Но пока что они еще здесь. Держись, малыш! Теперь осталось недолго. Барьеры нужно брать по одному. Коул одергивает «апологию», мокрыми от пота складками прилипшую к ногам.

Их сгоняют в комнату ожидания с оранжевыми пластиковыми стульями, расставленными дружелюбными кружками, похожими на смайлики, все стулья заняты женщинами, терпеливо дожидающимися обработки. Ничего подобного за всю дорогу Коул еще не встречала. Да, пограничная охрана, в каждом штате, проверяющая водительские права и иногда сертификаты здоровья, а в Оклахоме их встретили волонтеры в футболках с логотипом «ААТД», раздавшие продуктовые наборы и ваучеры на размещение. (Это породило споры, когда Умеренность сообразила, что за аббревиатурой ААТД скрывается Ассоциация атеистов, творящих добро, и пришлось решать, как быть: съесть продукты, выбросить их или попытаться обратить атеисток в истинную веру.)