Земля матерей - Лорен Бьюкес (2020)

Конечно, Коул тревожно, она опасается радоваться раньше времени. Виной тому посттравматический синдром и нарастающий страх, по мере того как становится очевидно, что они приближаются к настоящей цивилизации: больше машин, серое бетонное ограждение вдоль шоссе, развязки и зеленые дорожные знаки, предупреждающие об уменьшающемся расстоянии. Это настоящий большой город, первый после того, как они попытались покинуть Окленд, после дерьмового спектакля в аэропорту. Коул никогда не была большим поклонником власти, но, черт возьми, у нее хватало наивности по-прежнему верить в сказку правосудия. Она по-прежнему считала «права человека» волшебными словами, которые защитят в любой ситуации. «Какая ты белая», – говорила ей Келетсо. И вдруг столкновение с неопровержимыми свидетельствами обратного: мир никогда не был честным и справедливым, и уж определенно он сейчас не такой. Страх превращает в мини-диктатора каждого.

«Да здравствует анархия!» – размышляет Коул, а метеорологический фургон петляет по улицам города, все дома приземистые и просторные, дружелюбные, кварталы расположены аккуратно, в духе Среднего Запада. Коул не знает, чего ожидать. Они с Майлсом были практически полностью изолированы от знакомых, родственников и адвокатов как гости федерального правительства Соединенных Штатов «ради их собственной безопасности» – многоцелевое оправдание выбора. Другим было «забота о будущем». Но у анархистов может быть своя сеть; хочется надеяться, они с пониманием отнесутся к их ситуации.

Будь осторожнее, крошка! В свое время ты доверяла многим. Ты доверяла своей собственной сестре.

Да, да, спасибо, она все поняла. Все против них. Но нелегко не надеяться, когда Вана останавливается перед Каспроингом.

Двухэтажное здание видело и лучшие дни, снаружи буйство плюща, на веранде скопление разномастной плетеной мебели, перед входом трактор со словами «будущее принадлежит женщинам» на борту. Кто-то написал поверх: «будущее в заднице».

Вана отгоняет фургон за здание, на засыпанную щебенкой стоянку рядом с белой раздвижной антенной и спутниковой тарелкой, с надеждой устремленными в небо, обе обнесены своими оградами. Коул предполагает, что это имеет какое-то отношение к метеорологии. А может быть, самодельный доступ в интернет. Дверь распахивается настежь, выпуская очень толстого золотистого лабрадора и здоровенного питбуля, воодушевленно выбегающих навстречу гостям.

– Собаки! – радостно кричит Мила.

– Они смирные? – спрашивает Коул, слишком поздно, потому что Мила уже сидит на корточках, и собаки ее облизывают.

– Конечно. Спивак самый ласковый пес на свете. Гипатия беременной стала резковата. Но вы должны посмотреть на Ницше, это прикольная такса. Идемте, я вас познакомлю. С людьми тоже.

Собаки уносятся вперед на кухню.

– Если у Гипатии будут щенки, можно нам будет взять одного?

– Никакого «если» в первой части уравнения нет. А во второй части есть определенное «нет».

– Но ма-ам…

Коул улыбается. Они оба улыбаются. Такое это место, за миллион миль от военной базы и строго регламентированного карантина и от позолоченной клетки «Атараксии», которая была потом.

Голубушка, не расслабляйся.

– Эгегей! – окликает Бхавана, – у нас в доме гости!

На кухне царит жизнерадостный беспорядок, разномастные кастрюли и тарелки, тибетский молитвенный флаг, высоко на полке маска из папье-маше в виде зубастой рыбы-удильщика. В глубине дома здоровенная кукла с волчьей головой из бальзы и оберточной бумаги висит под потолком в гостиной подобно предостережению над новенькими кушетками и книжными шкафами от пола до потолка, заставленными потрепанными книгами.

Бесформенная груда на кушетке негодующе шевелится.