Земля матерей - Лорен Бьюкес (2020)

– Точно, – кивает Майлс. Мама насыпает ему в кружку еще ложку сахара, себе подливает немного виски и мешает, мешает, позвякивание ложки о керамику звучит утешающе. Майлс замечает, что крышка карбюратора пропала, и хочет что-то сказать, однако эта ссора его вымотала. А у шоколада какой-то странный вкус, с горчинкой. Быть может, это стыд, которым теперь в его жизни будет приправлено все.

– Не беспокойся, я разберусь с Билли.

– Зачем она вообще сюда приехала?

– Не говори так, тигренок. – Голос у мамы выжатый.

– Но мы все равно собираемся бежать?

– Нет. Это чересчур сложно. Отменяется. – Она целует его в макушку.

– Полная дыра, – говорит он. – Больше не будем пробовать. – Его неудержимо клонит ко сну. – Мам, а вы с папой ругались?

– Только по пустякам, – говорит мама.

После этого Майлс больше ничего не помнит.

26. Билли: Птичьи мозги

Билли никогда не укачивало. Это Коул жалобно скулила, требуя остановиться во время долгих перегонов по дороге в Дурбан в отпуск, чтобы опустошить на обочину свой желудок. У Билли подобных проблем никогда не было. Когда остальные салаги на яхте Тьерри закрывались по своим крохотным каютам или бродили по палубе, трясущиеся и обливающиеся потом, она колдовала в камбузе над новым amuse-bouches[44], уже твердо стоящая на ногах, потому что всю свою жизнь ей приходилось ходить по зыбкой почве.

Смотреть на небо плохо: жирные ватные облака на голубом фоне, прерываемые зелеными дорожными знаками, проносятся мимо, возвещая о продвижении вперед, а однажды, мельком, белые лопасти ветряных турбин вдоль дороги. Закрывать глаза еще хуже, потому что остаются только мрак и неровности дороги, и подкатывает тошнота. Билли горит. Как там в этой песне: «Я объята огнем».

Она умирает. Она в этом уверена. На заднем сиденье рядом с ней ее покойная мать. Она одета так, как на любимой фотографии Билли: платье с поясом, темно-синее с белым воротничком, волосы в пышных волнах, огромные очки в роговой оправе. На фотографии мать улыбается, рядом с ней они обе, Билли и Коул, цепляются за ее руки, им пять и три, они куда-то тянут мать, заливаясь смехом. А может быть, слезами, потому что у них было предчувствие, что мать скоро у них отнимут, и они пытались ее удержать.

– Ночью пришлось спать в бигуди, – говорит мать. Билли чувствует в ее дыхании резкий запах мяты, потому что мать постоянно пыталась бросить курить. Сестры ловили ее в саду, прячущуюся среди гортензий с пурпурными головами, похожими на ее кудри, спешащую украдкой выкурить сигарету. Если бы мать выкрасила волосы в такой же лиловый цвет, ее было бы не найти.

– Курить плохо, – говорит мама.

– Но не так плохо, как аневризм головного мозга ниоткуда. – Голубое небо, голубые цветы, темно-синее платье. Билли хочет повидаться с отцом. Пусть только ради того, чтобы он пересказал ей очередной просмотренный в интернете ролик про бред насчет «изменения климата». Старик, ты только посмотри в окно!

– Твой отец умер, – говорит ей мать, поглаживая ее по голове. Но сидящая рядом с ней женщина дрожит и мерцает. Плохая связь. Постоянные сбои.

– Настройка сбилась, – произносит Билли вслух.

– Опять разговариваешь с призраками? – окликает с переднего сиденья Рико. Билли старается ухватиться за настоящее.

«Моя свирепая птичка». Так называла ее мать. Когда еще была жива. До того как превратилась в призрака, сидящего рядом на заднем сиденье. Мать приходила в ресторан на день рождения к дочерям, искрилась десять секунд, после чего исчезала. Отец не знал, как вести себя с двумя девочками, достигшими половой зрелости. Он не мог удержать в руке птичку – ее, Билли, а Коул только притворялась хорошей, и Билли единственная видела насквозь ее лживую игру.