Тайны Полюса - Кристель Дабо (2018)

Усаживаясь, как обычно, на краю сцены, Офелия осознала подлинный смысл того, что говорила в лифте тетушка Розелина. Сегодня в театре собралось гораздо больше зрителей, чем прежде, и ни один вельможа не зевал, ни одна дама не играла своим жемчужным ожерельем. Нет, нынче вечером в этом роскошном зале на Офелию были жадно устремлены все бинокли. Еще вчера ее считали только маленькой простоватой иностранкой, но часы, проведенные в покоях Арчибальда, безнадежно погубили ее репутацию. В глазах придворных она приобщилась к пороку, сделала первый шаг на пути к разврату – иными словами, начала уподобляться этим людям, которые отныне были готовы смотреть на нее, как смотрят на фавориток.

Но никто из знатных особ не беспокоил ее так, как Беренильда – та сидела в первом ряду, и ее бриллианты переливались в мигающих огнях ламп. Она всегда безмолвно подбодряла Офелию взглядом перед началом выступления. Однако сегодня она на нее не смотрела.

Если и был такой вечер, когда Офелии никак не следовало забывать в Гинекее свою книгу сказок, то он наступил именно сегодня.

Один лишь Фарук, судя по всему, не ощущал атмосферу зала, зловонную, как стоячее болото. Он встал с кресла и подошел к сцене. Один. После инцидента на премьере Офелии фаворитки благоразумно оставались на своих местах, издали меря девушку злобными взглядами. Фарук уселся на подушки, которые директор театра специально разложил для монсеньора перед рампой, желая сделать более комфортным этот новый ритуал. Его длинные волосы ниспадали с головы белой шелковистой рекой. Он устремил на Офелию свой застывший, немигающий взгляд. До сих пор он еще ни разу не удостоил ее похвалой.

Фарук ждал сказку. Офелия ждала вдохновения.

Молчание, воцарившееся между ними, было таким долгим, что зрители начали тревожно перешептываться, стараясь не слишком повышать голос: они еще не забыли знаменитый стакан молока. Офелия понимала: медлить нельзя. Но в голове у нее было безнадежно пусто. Даже те истории, которые она знала наизусть, не раз повторяя их со сцены, сейчас пролетали мимо ее сознания, не задерживаясь, словно бабочки барона Мельхиора, которыми он усеял ее платье.

– Монсеньор, вы не разрешили бы мне перенести мои сказки на завтра? – робко спросила она.

Придворные, сидевшие слишком далеко, чтобы ее расслышать, начали тихонько переговариваться, не отрываясь от биноклей. Сам Фарук даже не пошевелился. Он продолжал пристально смотреть на Офелию, словно тоже не услышал ее. После долгой, тяжелой паузы он наконец промолвил низким, невыносимо тягучим голосом:

– Рассказывайте свою историю.

– Простите, монсеньор, сегодня у меня что-то не получается.

Фарук слегка сощурился, его взгляд из-под тяжелых век стал пристальнее, и эта вроде бы невинная концентрация внимания всколыхнула зал, вызвав мощную волну напряжения. Офелия судорожно сжалась, когда эта волна накрыла ее. Сила Фарука напрямую поражала нервную систему, и девушка знала, что никакой защиты от нее нет.

– Не получается… – повторил он.

– Нет. Примите мои извинения, монсеньор.

Фарук медленно, очень медленно повернул голову. К нему тотчас подскочил референт и протянул блокнот-памятку.

– Вот, – внезапно сказал Фарук. – Здесь я написал: «Каждый вечер вице-рассказчица будет рассказывать мне истории».

У Офелии пересохло во рту. Ну как один человек может навязывать свою волю другому?! Окинув взглядом ряды зрителей, девушка подумала: «Этот Дух Семьи, обладающий странной властью над своими потомками, верно, передал им всем свой эгоцентризм».

И внезапно она услышала собственный голос, словно ее уста знали лучше своей хозяйки, что следует делать:

– У одной маленькой девочки на Аниме жила-была кукла. Эта кукла умела двигаться, вертеть головой, поднимать руки, ходить – и все это самостоятельно. Кукла очень любила девочку, но в один прекрасный день ей надоело быть игрушкой. Она хотела только одного – стать актрисой…