Силён, зараза. Быстро с обезболивающим справился.

— И что теперь? — почему-то шепотом спросила я. Острие иглы, опасно поблескивая, покачивалось у наших сближающихся лиц. Броди скосил глаза на опасность.

— Красный цвет что означает в твоей коллекции? — уточнил он.

М-да, не самая удачная иголка попалась.

— Надрез, — созналась я. Эдакий тонкий скальпель получался, практически лазер. Если долго держать в одном месте — буравил крохотный тоннель, если провести по коже — разрезал плоть на пару сантиметров в глубину.

Жених сглотнул, но меня не выпустил.

— Имей в виду: предупреждаю как честный лорд, но только один раз. Раньше, когда я не знал, кто такая на самом деле, и думал, что ты дочь барона Суона, я собирался ждать пять лет и тихо расторгнуть помолвку…

— А сейчас? — голос мой охрип и звучал совершенно не прилично. Да вообще в нашей позе не было ничего приличного, даже для моего родного мира — полное непотребство. Он, в распахнутой рубашке, и я, в тонком нижнем платье, задравшемся по самое некуда. Жесткая ткань его брюк впечатывалась в нежную кожу моих бёдер, а дыхание с запахом сандала и мяты щекотало губы.

— А теперь я буду тебя добиваться всеми возможными методами. Не в моих правилах упускать настолько бесценную женщину, которая сама приплыла в руки.

На секунду я прикинула, а не порезать ли и вправду наглецу физиономию. Бродерик правильно оценил выражение моего лица и сообразил, что ляпнул что-то не то.

— Не потому, что ты с редким даром, или наследница, или еще что-то. Я собирался за тобой ухаживать, пока длилась бы эта фиктивная помолвка.

Что-то я запуталась.

— За тобой, что в маске, — пояснил он, видя мое недоумение. — Не такой уж я и завидный жених, чтобы рассчитывать всерьёз на помолвку с аристократкой. А упустить восхитительную девушку, которая, не моргнув глазом, обследует трупы и лучше любого полицейского расследует преступления — это же я идиотом буду.

Он идиот и есть, подумала я, выпуская из ослабевших пальцев шпильку. Та звякнула, укатившись куда-то под кровать.

Уроки красноречия и куртуазности юный лорд Бродерик наверняка прогуливал, иначе бы не объяснялся настолько коряво с понравившейся девушкой.

Губы его были чуть шершавыми, заботливыми и нежными до слез. Увлёкшись поцелуями, я не замечала ни накатившего голода от истраченного резерва, ни чуть неловких движений, когда мы задевали его растревоженные шрамы.

Не знаю, поверил ли Броди в реальность моей девственности или счёл это очередной целительской операцией с целью сделать ему приятно. Лично я про нее напрочь забыла — очнулась только от резкой боли, тут же направила туда целительский поток, и с новой жаждой отдалась его умелым рукам. Судя по тому, что бережное отношение ко мне, как к хрупкому цветку, чудом оказавшемуся в его ладонях, не изменилось ни разу за всю ночь, на наличие или отсутствие у меня той самой заветной плевы ему было глубоко плевать.

После всего нами совместно пережитого это такая мелочь.

Засыпала я с довольной, удовлетворённой улыбкой состоявшейся и полностью счастливой женщины.

Возвращаться в академию не хотелось. Слишком уютно было на плече жениха, да и успела я уже понять за те два месяца, что проучилась, что ничего особо полезного мне не продемонстрируют. Разве что занятия по праву оставались познавательными да медитация. Раскачка резерва, хоть и без особого успеха в моем случае, и управление потоками энергии: лишняя тренировка в этих областях никогда не лишняя.

Но ходить на занятия все же надо, если я хочу практиковать в этом мире медицину. Не говоря уже о прошибании головой стеклянного потолка. Стоит мне забросить учебу — местное общество радостно решит, что я не справилась, и другим талантливым девушкам будет вдвойне тяжелее пробиться на «мужские» факультеты. Так что зажмусь уж, потерплю три года. Может, дальше поинтереснее будет.