Замещающий ребенок - Морис Поро (2016)

А вот мамы-то как раз и нет. Ведь она горюющая, отсутствующая, отстраненная, полностью поглощенная ребенком, которого больше нет. «Важно подчеркнуть, что, как [уже] поняли все авторы, самый тяжелый случай — это смерть [другого] ребенка в раннем возрасте» (Грин, 2005, с. 340). Андре Грин в своей статье «Мертвая мать» рассматривает случаи, когда мать была доступна живому ребенку, а затем по какой-то неизвестной ему причине погрузилась в депрессию. У нас иной случай — мама сначала погрузилась в депрессию, а затем родила нового ребенка, но мне кажется, можно посмотреть на эту ситуацию сквозь описание Грина: «Мертвая мать унесла… сущность любви… свой взор, тон своего голоса, свой запах…». Все, что мы можем наблюдать, все собирается вокруг чувственно заряженного призрачного образа матери, по Грину, все проявления клиента преследуют троякую цель:

«1) поддержание Я в живых: ненавистью к объекту, поиском возбуждающего удовольствия, поиском смысла;

2) воскрешение мертвой матери: заинтересовать ее, развлечь, вернуть ей вкус к жизни, заставить ее смеяться и улыбаться;

3) соперничество с объектом горя в преждевременной триангуляции» (Грин, 2005, с. 344).

Морис Поро считает, что в основе возникновения комплекса замещающего ребенка «лежат три главные причины. Вот они: замещающий ребенок рождается в атмосфере незавершенного траура; его предназначение — занять место умершего, а значит, он не имеет права быть самим собой; и наконец, он испытывает необъяснимое чувство вины» (Porot, 2014, р. 12).

Почему я говорю о комплексе замещающего ребенка? В аналитической психологии понятие «комплекс» определяется следующим образом: «Комплекс — это набор образов и идей, группирующихся вокруг сердцевины, имеющей своим источником один или более архетипов и характеризующихся общим эмоциональным настроением. Начиная действовать… комплексы накладывают отпечаток на поведение и характеризуются аффектом вне зависимости, сознает это человек или нет» (Критический словарь аналитической психологии К. Юнга, 1994, с. 76). Это описание полностью совпадает с ощущениями в начале работы с клиентом, рядом с которым есть умерший сиблинг, — концентрированная, аффективно заряженная пустота рядом, ее наличие и влияние не осознается, не принимается.

В этой статье я хочу обсудить русскую народную сказку «Ведьма и Солнцева сестра», посмотреть на нее как на метафору пошаговой инструкции принятия замещающим ребенком факта замещения, а после о возможностях ослабления связи между живым и мертвым, потому что, как мы понимаем, возможности полностью освободиться от этой связи нет. Если исчезнет эта связь, то исчезнет и наш живой клиент, потому что в самой основе его заложено, что он только слабый оттиск того, идеального, которого он должен воплотить для своей матери. Чего он сделать, конечно, не может просто потому, что это невозможно.

Мы будем работать со сказкой, анализируя ее с субъективного ракурса, то есть представляя, что весь сюжет разворачивается в одной психике. В название вынесено «Ведьма и Солнцева сестра», вот ведьма и будет нашим главным персонажем, метафорой Эго клиента с комплексом замещающего ребенка. Все действие сказки разворачивается между ведьмой и Солнцевой сестрой, между Эго и Самостью. Самость в аналитической психологии — это архетип целостности и порядка. Центр и вся психика целиком. «Символы Самости часто обладают нуминозностью (это более, нежели опыт огромной и неодолимой силы; это столкновение с мощью, заключающей в себе еще не раскрытый, влекущий и роковой смысл) (Критический словарь аналитической психологии К. Юнга, 1994, с. 96) и несут ощущение необходимости… Они заключают в себе могущество образа Бога» (Критический словарь аналитической психологии К. Юнга, 1994, с. 134).

Русская народная сказка «Ведьма и Солнцева сестра»