Замещающий ребенок - Морис Поро (2016)

В историях замещающих детей всегда фигурирует регулярное посещение кладбища. Хорошо известен в этом смысле пример Ван Гога. Родители, упомянутые в работе А. и Б. Каин, ходили на кладбище еженедельно, а в двух случаях ежедневно, они выбирали жилье неподалеку от кладбища, отказывались переезжать в другой город, «потому что он останется здесь один». Один из отцов оставался часами в темноте перед едва различимой фотографией умершего ребенка, в комнате, превращенной в часовню, и т. д. Следует подчеркнуть, что такое поведение еще больше затрудняет принятие «заместителя» родителями.

Познански, подробно описывая случай Сюзи, отмечает: «Сюзи все время вспоминает 15‑е августа, годовщину аварии. Каждый год в этот день Сюзи запрещали выходить из дому из опасения, что с ней может что-нибудь случиться. Отец не выкатывал машину из гаража: его бросало в дрожь от одной мысли о том, что нужно сесть за руль. Сюзи вспоминает 15‑е августа как торжественный и печальный день. Оба родителя погружались в траур. Отец часто "входил в транс" и называл ее Бетти. Странно, что Сюзи смирялась с тем, что ее называют Бетти в день годовщины аварии, не удивлялась этому и не считала, что отец делает это специально. На памяти Сюзи ритуал "15‑е августа" повторялся каждый год, хотя со временем его драматизм ослаб».

Познански напоминает, что педиатр, как и любой другой врач, имеющий дело с семьями, в которых умирает ребенок, должен занимать ту единственную позицию, которая предотвратит развитие синдрома замещающего ребенка. У него всегда спрашивают совета о целесообразности иметь другого ребенка. Иногда он может сам предупредить родителей о том, что другой ребенок не уменьшит их сегодняшнее горе.

Родители и педиатры должны отдавать себе отчет в том, что заводить нового ребенка до окончания «работы горя» опасно. Период глубокой скорби — это нормальная реакция. Итак, скорбь представляет собой осознавание потери ребенка, которое обычно сопровождается многочисленными приступами пуэрильного гнева, отчаянием и живыми воспоминаниями об умершем ребенке. Эти приступы повторяются на протяжении нескольких месяцев или даже нескольких лет. Постепенно родители становятся способными вернуть эмоциональные инвестиции, сделанные ими в умершего ребенка, и реинвестировать их в другие отношения. Если родители не способны на это, они не смогут воспитывать другого ребенка в эмоционально здоровой атмосфере.

Г. Рембо пишет, что во время переживания утраты необходимо, чтобы все без исключения члены семьи сохраняли хорошие отношения друг с другом. Это может потребовать от семьи поисков внешнего козла отпущения (врачи, медсестры, больница, чиновники и пр.). Бывает, что сплоченность некоторых семей не может устоять перед смертью ребенка, особенно если ребенок — это не связь между родителями, а цепь, соединяющая их. Надо отметить, что за смертью ребенка следует большое количество разводов. Новый ребенок может в этих случаях стать заложником для сохранения брака. Согласно этому автору, для тех семей, которые хотят получить поддержку в момент смерти ребенка и могут об этом говорить (иногда травма столь велика, что ее нельзя выразить словами), смерть ребенка представляется противоестественной, антигуманной. Такова первая реакция, и такой она остается у многих.

Способствовать работе горя, удерживать родителей от увековечения памяти обожаемого умершего ребенка, от создания культа — вот то, что нужно делать прежде всего, чтобы подготовить появление замещающего ребенка, который «не будет плавать в адской плаценте», как сказал известный всем своей сдержанностью Сальвадор Дали в отношении своего зачатия (перепутав, кстати, плаценту с околоплодными водами).