Замещающий ребенок - Морис Поро (2016)

К этим и без того непростым отношениям присоединяется еще одна опасность: вариантов так много, что бесполезно пытаться их даже просто перечислить.

Чтобы пролить свет на проблему психологических последствий статуса замещающего ребенка, рожденного в контексте непроработанного горя, приговоренного к небытию и отягощенного парадоксальной виной, мы считаем полезным упомянуть некоторые работы, посвященные гореванию, вине и психическим расстройствам в семье, даже если в них не говорится напрямую о замещающих детях.

Г. Паскалис в своих работах о «месте смерти», датированных 1969 годом, сформулировал три предположения:

— для некоторых субъектов психотическое существование представляет собой единственно возможный компромисс между биологическим желанием жить и ощущением, что кто-то другой желает их смерти;

— желание этого другого, обычно одного из родителей, восходит к первой реальной смерти, когда та не была принята и когда психотик был призван занять это место;

— реальная смерть и психотик, живой мертвец, смешиваются в родительском дискурсе.

Кстати, здесь он имеет в виду Винсента Ван Гога. В 1976 году в соавторстве с С. Игер, С. Берн и Ф. Тере-Бланкар он сравнивает 25 семей, имеющих нормальных детей, с 25 семьями, в которых были дети-психотики. В первой группе авторы не находят ни одного случая трагической и/или преждевременной гибели ребенка или взрослого на протяжении трех поколений. И, напротив, в 25 семьях с детьми-психотиками выявлено 18 случаев трагической или преждевременной смерти в те же сроки. Во всех случаях психотик занимал место умершего, и это тождество подтверждалось их одинаковыми именами. Риск возникновения психотизации был тем выше, чем ближе хронологически было рождение кандидата в психотики к преждевременной или насильственной смерти его предшественника. «Семейная группа, замкнувшаяся в своем страдании, ищет козла отпущения <…>, фактически приговоренного не жить, чтобы не стать вровень с мертвым «героем», и искупить ошибку, в которой семья считает себя виновной».

Колен и Паскалис с сотрудниками представили в 1986 году результаты исследования, сделанного на материале наблюдения за 15 психотическими пациентами и основанного на генеалогии их самих и их супругов. Наряду с другими выводами, из этой работы следовало, что, хотя процент смертей, особенно насильственных, в семье одного из супругов был более низок, «все выглядит так, как будто пациент мучительно доказывает, что он смог выжить в своей семье. За неимением возможности разделить груз памяти своей семьи как сообщества, опустошенного смертью и расставаниями, пациент несет как бремя груз принявшей его семьи».

Ассоциация исследований семьи и трансгенерационных феноменов, в рамках Дня «Генеалогии и психопатологии» в Лилле в 1989 году, привлекла внимание к тому факту, что «сравнение 100 шизофренических семей со 100 семьями из контрольной группы выявляет повторяющуюся из поколения в поколение схему <…> нарушения прорабатывания горя; например, в этих семьях новорожденному обычно давали имя умершего (брата, сестры, ребенка), не изменяя его».

Ж. Гийота цитирует работу Ф. В. Уолша, который нашел в анамнезах 41% шизофреников даты рождения, которые пришлись на последующие два года после смерти их дедушек и бабушек. Эта цифра статистически значима, по сравнению с данными по группе так называемых нормальных субъектов. Гийота полагает, что родители больных шизофренией не смогли проделать работу горя.

Он также цитирует Э. Льюиса, который описывает депрессивное поведение, очень часто проявляющееся в месяце, который следует за днем рождения мертворожденного ребенка. Согласно Гийота, вновь рожденный будет восприниматься матерью как реинкарнация умершего.