Н. Абрахам и М. Торок описали инцистированные последствия плохо прожитого семейного горя как «включения» в структуру Я (они назвали их «криптами»), которые будут играть главную роль в различных психопатологических нарушениях. С. Нашин называет это «болезнями скорби». Ранд использовал определение Абрахама и Торок применительно к изучению некоторых литературных произведений. Для него «консервативное отталкивание» порождает «психологическую крипту», в ряде случаев связанную с семейным секретом, например с умершим ребенком, о котором не говорят и память о котором может пройти через поколения в виде эффекта «фантома». Он видит эту «криптонимию» в романе Стендаля «Красное и черное». Выше мы обсуждали роль умершего ребенка во всех произведениях этого автора.

А. Куве объясняет таким же образом ипохондрический бред Терезы.

Кьеркегор, по словам Г. Гусдорф, чувствовал себя носителем проклятья нескольких поколений. «В каждом поколении насчитывалось два или три человека, принесенных в жертву другим и обреченных на ужасные страдания, эту судьбу остальные считали привилегией; вот так я понимаю свою меланхолию и вижу себя предназначенным для этой роли».

Мэри Балмори считает, что и Зигмунд Фрейд имел подобную перспективу после самоубийства второй жены своего отца, которое произошло незадолго до его рождения. Но это мнение требует более серьезного обоснования.

В целом, эти работы показывают, что горевание затрагивает всю семейную систему и не ограничивается одним поколением: между психическими расстройствами и семейными смертями существует тесная связь, особенно если эти смерти случаются преждевременно или носят насильственный характер.

Отметим, что психопатологические риски будут иметь большое значение для замещающего ребенка.

Происхождение замещающих детей

По меньшей мере, в двух случаях (Рене Фере и Жан-Пьер) рождение сыновей у замещающих детей инициировало при помощи механизма, который будет интересно прояснить, настоящий психический катаклизм с серьезными психотическими расстройствами, повлекшими за собой госпитализацию в психиатрическое отделение в одном случае и радикальные изменения в семейной, супружеской и профессиональной жизни в другом.

Жан-Пьер говорит: «Появление на свет моего второго сына далось мне нелегко: я чувствовал бессилие, мне было трудно принять его, меня мучили кошмары, в которых я видел, что я разбиваю ему голову. Все закончилось, когда я осознал, что я приписываю этому ребенку намерение убить меня, потому что он такой же второй после первого, как и я. Этот повторяющийся страх перед сыном — без сомнения, устойчивый признак замещающего ребенка».

Здесь можно также вспомнить о самоубийстве Винсента Ван Гога 27 июля 1890 года, спустя шесть месяцев после того, как у его брата Теодора, с которым они были очень близки, 31 января родился сын. Теодор назвал его Винсентом из лучших побуждений. В течение шести месяцев, которые разделяли эти две даты, психическое состояние художника ухудшалось. Тео искренне просил Винсента стать крестным отцом его новорожденного сына. Естественно, что будущий дядя поинтересовался, достоверно ли известно, что родится мальчик. Зачем его называть его Винсентом, не лучше ли назвать его Теодором в память о дедушке? «Этим вопросом Винсент выразил свою тревогу по поводу того, что он может лишиться своего имени, с которым он начал сживаться и которое вызывало у него ощущение, что он с трудом отвоевал или даже украл это имя у умершего старшего брата» (Д. Поро).

Какое будущее ждет замещающего ребенка, родитель которого сам был замещающим ребенком?

Нами описано три таких случая: Дидье Анзье, Тереза и Луиза. Обе женщины действительно были замещающими детьми и серьезно пострадали от этого, но мы ничего не знаем о судьбе детей, рожденных ими, чтобы заменить их умерших детей.