Эмоциональный мозг - Павел Симонов (2021)

Поскольку патогенез невротического состояния всегда связан с вовлечением мозговых механизмов отрицательных эмоций («Психология невроза, — заметил Кречмер, — это психология человеческого сердца вообще»), мы писали в 1966 г.: «Человеческий невроз — классическая “информационная болезнь”, требующая адекватных “информационных” методов лечения» [Симонов, 1966, с. 61]. Развивая это положение применительно к экспериментальной патологии высшей нервной деятельности, мы подчеркнули: «Животное вынуждено выполнять действия, которые по своему объему, темпу и другим характеристикам непосильны для его нервной системы… В естественных условиях животное постоянно меняет тактику своего приспособительного поведения, оно ищет способы достижения цели не только наиболее эффективные, но и наиболее экономные для нервной системы. Но в эксперименте мы ограничиваем животное в выборе средств и вынуждаем его выполнять работу, превосходящую возможности головного мозга… Экспериментальный невроз у животных — это не просто результат безуспешных попыток решения трудной задачи, оказавшейся непосильной для их нервной системы, это всегда следствие острой необходимости решения, обусловленной сильнейшими биологическими потребностями живого существа… Во время знаменитого ленинградского наводнения 1924 г. у собак, находившихся под наблюдением И. П. Павлова, невроз развился не потому, что в помещении появилась вода, а потому, что запертые в клетках животные были лишены возможности сразу же обратиться в бегство» [Симонов, 1968, с. 14–15].

Может показаться, что представления М. М. Хананашвили о генезе отрицательного эмоционального напряжения, способного привести к экспериментальному неврозу, противоречат фактическим данным и теоретическим положениям информационной теории эмоций. В самом деле, ведь там всегда говорится о дефиците прагматической информации, в то время как М. М. Хананашвили подчеркивает значение информационной перегрузки мозга в сочетании с дефицитом времени, отпущенного для ее переработки и принятия решения. Однако это кажущееся противоречие, обусловленное многозначностью термина «информация».

О термине «информация» применительно к изучению эмоций

Напомним только некоторые значения термина, с которыми он употребляется в современной литературе. Здесь и житейское представление об информации как сведениях, передаваемых от системы к системе (живой или автоматической); и представление об информации как негэнтропии, то есть мере упорядоченности, организованности, неслучайности; и семантическая ценность информации, определяемая через изменения тезауруса (запаса знаний); и, наконец, прагматическая ее ценность, мерой которой служит изменение вероятности достижения цели в результате использования данного сообщения. Более подробные сведения о состоянии проблемы можно найти в трудах А. Н. Колмогорова, А. А. Харкевича, М. В. Волькенштейна, М. М. Бонгарда, Ю. А. Шрейдера, Д. Н. Меницкого и др.

Рассмотрим типичный пример возникновения эмоционального напряжения в результате «информационной перегрузки». За 40 с разбега самолета требуется произвести 70(1) различных операций. Каждую минуту летчик должен считывать 120–150 показаний приборов (Михайлов, 1977]. В момент посадки ему приходится одновременно учитывать показания приборов, работу двигателей, направление полета, расстояние до земли и т. д. Начинающий пилот (я знаю это по собственному опыту) буквально «захлебывается» в потоке поступающих к нему сигналов и оказывается в ситуации острейшего дефицита информации, необходимой и достаточной для своевременного осуществления действий по управлению самолетом. Отсюда — сильное эмоциональное напряжение: резкое учащение сердцебиений, тремор, судорожная хватка за ручку управления и нарастающая угроза ошибок пилотирования. Так называемая «перегрузка» оборачивается информационным дефицитом, падением вероятности достижения цели.