Пригласи меня войти - Дженнифер МакМахон (2019)

– Что? – Элен повернулась и увидела высокого, сухощавого мужчину в белой строительной каске. Он был одет в чистые брюки хаки с голубой рубашкой и держал в руке планшет с зажимом для бумаги. Судя по всему, прораб или менеджер.

– Мы устроили офис в том синем фургоне, – пояснил он и указал пальцем. – Там вы можете взять рекламный буклет, ознакомиться с информацией и подать заявку на приобретение квартиры или офисного помещения.

– Вообще-то я надеялась оглядеться вокруг, – сказала Элен. – Я интересуюсь местной историей, и, насколько мне известно, фабрика когда-то играла важную роль в жизни города.

Мужчина кивнул:

– Да, так и было, во всяком случае, до пожара. Полагаю, вы можете прогуляться вокруг, только держитесь подальше от строительных работ, хорошо? Там может быть опасно.

Он повернулся, собираясь уйти.

– Они выяснили, что стало причиной пожара? – спросила Элен.

– Не уверен, что кого-то это заботило, – ответил он. – Наибольший ущерб был на северной стороне.

– Где это?

– Пойдемте, я покажу вам, – предложил он. – Я все равно туда направлялся.

Она последовала за ним по дорожке в правую сторону. Слева маячило внушительное здание фабрики. Оно было по-своему красивым: три этажа, высокие окна и колокольня над парадным входом. На крыше работали люди, и Элен слышала стук и жужжание электроинструментов внутри. За этими звуками проступало тихое журчание текущей воды. Мужчина в белой каске шел быстро и говорил на ходу:

– История гласит, что руководство устало от девушек, которые выходили для перекура или для встреч со своими ухажерами. Поэтому они стали запирать двери после прихода работниц. Их выпускали на ланч, когда звонил колокол, а потом после окончания рабочего дня. Так говорят люди. Те, кто еще помнит и кто уцелел при пожаре. Я вырос здесь, в Льюисбурге, так что с детства слышал эти истории. Может быть, в тот день кто-то закурил внутри, поскольку не мог выйти наружу. Мы никогда не узнаем, как все началось, но говорят, здание занялось быстро. Сухие доски и масса хлопчатобумажной ткани.

Они подошли к краю здания, и Элен увидела, что последняя четверть сложена из новых кирпичей, ярко-красных, с белой известковой смесью.

– Этот край был разворочен, как от взрыва. Нам пришлось все снести, вывезти и перестроить.

Элен посмотрела дальше, вдоль реки, на кучу строительного мусора, собранного бульдозерами: обгоревшие и переломанные доски и балки, ржавые механизмы, гора битого кирпича с черными отметинами сажи.

– Поскольку они не могли открыть двери, то разбили окна и стали выпрыгивать на улицу, – сказал мужчина. – Некоторым удалось, другим нет. – Он покачал головой, от чего каска съехала набок. – Жуткая смерть.

Элен представила, каково было чувствовать себя запертым внутри с забитыми дымом легкими и усиливающимся жаром от огня, слышать крики и видеть хаос вокруг. Остается надеяться, что большинство из них задохнулись, а не сгорели заживо.

– Знаете, – сказал мужчина. – Если между нами, то хорошо, что вас не интересует квартира.

– Почему?

Он огляделся и понизил голос:

– Я не стал бы жить здесь, даже если бы мне приплатили за это.

«Вот оно», – подумала Элен. Ради этого она приехала сюда.

– Почему?

– Целая команда подрядчиков на теплоснабжение, вентиляцию и кондиционирование уехала отсюда на прошлой неделе. Они не были нытиками или обкуренными подростками, это были люди не того рода, которых легко напугать, если вы меня понимаете.

– Что произошло? – спросила Элен.

– Они спустились в подвал, на самый нижний уровень, и приступили к работе там, где стояли паровые турбины. Потом с воплями вернулись обратно. Трое здоровенных мужиков побросали свои инструменты, они были бледными, как мел, и тряслись от страха. Они сказали, что видели внизу призрак женщины. Ее лицо и руки обгорели, кожа слезала клочьями, как рваные обои. Так они говорили.