Моя дорогая жена - Саманта Даунинг (2020)

У дверей кабинета Дженна и Рори произносят считалку – выясняют, кому идти первым. Это один из тех редких моментов, когда они говорят в унисон.

– Камень, ножницы, бумага, выстрел…

Рори проигрывает, Дженна ликует. Хотя, по большому счету, злорадствовать не имеет смысла. Ей тоже не миновать стоматологического кресла.

В комнате ожидания я просматриваю новости в своем мобильнике. Перед глазами мелькают фотографии предыдущих жертв Оуэна. Наша местная газета разместила их всех на своей первой странице. Все снимки были сделаны еще при жизни женщин – когда они улыбались и строили планы на будущее. Намек передовицы довольно прозрачный: если ты похожа на этих женщин, то завтра окажешься в группе риска. Вряд ли кто-то сумеет отбиться или убежать от преступника. И единственный способ уцелеть – это не быть им выбранной. «Пожалуй, женщинам должно быть неприятно, что их держат за беспомощных овечек», – хмыкаю я. Автор этой статьи не имел дела с моею женой!

После стоматолога полагается мороженое. Это уже стало семейной традицией. Начало ей положил я, когда дети были намного меньше, а я искал хоть какой-нибудь способ заставить их не плакать в кабинете у зубного. Однажды я посулил им мороженое. Это сработало, и с тех пор мы свято соблюдаем эту традицию. Миллисент встречает нас возле кафе.

У каждого из нас есть свое любимое мороженое. Миллисент заказывает ванильное, я – шоколадное, Рори получает шоколадное с орехами, а Дженна, по обычаю, экспериментирует. Она всегда заказывает что-то особенное. Сегодня это мятное мороженое с шоколадной крошкой. Дочери оно нравится. А мне кажется отвратительным.

Остудив свои глотки, мы разделяемся. Миллисент везет детей домой, а я возвращаюсь на работу. По дороге в клуб я сталкиваюсь с Тристой. Она отменила наш последний урок. И с того дня, когда она, пьяная, рассказывала мне о своем романе с Оуэном Оливером, я ее не видел. За что я ей очень благодарен. Но Триста не догадывается. Она ни о чем сейчас не догадывается. И ничего не понимает. А только смотрит на меня взглядом мертвецки пьяного человека. Не потому что снова перебрала. А потому что сидит на таблетках – скорее всего, болеутоляющих. Я частенько наблюдаю подобное за завсегдатаями клуба. Но не ожидал этого от Тристы.

Я протягиваю вперед руку и касаюсь ее локтя:

– Привет, ты как?

– Лучше не бывает, – Триста выговаривает эти слова с таким трудом, что сомневаться не приходится: лучше бывает.

– Ты неважно выглядишь. Может, мне позвонить Энди?

– Нет, я не хочу, чтобы ты звонил Энди.

А мне кажется, что я должен это сделать. Потому что я не хотел бы, чтобы моя жена обдолбывалась до чертиков. Я достаю свой мобильник.

Триста смотрит на меня:

– Какая-то женщина завтра исчезнет. А потом она умрет.

Мне хочется сказать Тристе, что, возможно, этого не случится. Может, полиция схватит «Оуэна». Но я ничего ей не говорю. Потому что это – ложь. Полицейские не собираются хватать меня и Миллисент. Они даже не знают о нашем существовании.

– Да, – киваю я. – Кто-то завтра, возможно, исчезнет.

– Оуэн – ублюдок, – взгляд у Тристы пустой, но эта пустота ложная. Таблеткам явно что-то противодействует. Что-то, что не дает ей оцепенеть. Злость?

– Эй, давай прекращай это. Ты не можешь себя винить из-за этого урода.

Триста фыркает.

– Тебе не стоит оставаться завтра одной, – говорю я, потому что искренне переживаю за нее. Все, что делает Триста, – это вредит самой же себе.

– Энди будет дома, – она вскидывает глаза на экран телевизора. Там показывают запись задержания Оуэна пятнадцать лет назад. Тристу бьет дрожь. – Мне пора.

– Подожди, давай я отвезу тебя домой.

– Я еду не домой.

– Триста!

– Увидимся! Передай Миллисент – я ей позвоню. – Триста направляется в женскую раздевалку, но через несколько секунд возвращается назад.

– Не говори Энди, ладно?