На службе зла - Джоан Роулинг (2016)

Рассказывая эту выхолощенную историю, она возвышала себя. Ее единоутробный брат выбился в люди, поколесил по свету, сражался в рядах британской армии, получил повышение. Его отвага и доблесть отраженным светом падали на нее, всю жизнь коптившую небо в Бэрроу.

– …женился он на одной, Айрин звали. Вдовица. Взял ее с двумя детьми малыми. Ох, батюшки… Не зря в народе говорят: всяко добро будет наказано.

– В каком смысле? – вежливо уточнила Венеция Холл, вливая в себя с наперсток теплой кислятины.

– Женился, стал быть, сыночка с ней прижил. Уж такой ладненький был… Райян. Ладненький. Да только не видали мы его уж лет этак… шесть. Или семь? Вот стерва-то! Айрин эта. Он раз к доктору пошел, а эта взяла да и сдернула. И малых с собой забрала… а сынок, так и знай, для Ноэла был – свет в окошке. Свет в окошке… и в хвори, и, етит твою, в здравии, понятно? Жена называется. Когда ему поддержка нужней всего была. Вот стерва!

Отсюда следовало, что Ноэл уже несколько лет не виделся с Бриттани. Или он вознамерился выследить падчерицу, которую, разумеется, винил в своих злоключениях не меньше, чем Страйка? Робин хранила бесстрастное выражение, хотя сердце рвалось из груди. Больше всего ей хотелось поделиться со Страйком прямо сейчас.

После бегства жены Ноэл как гром среди ясного неба нагрянул на Стэнли-роуд, в старый родительский дом – две комнатушки внизу, две наверху, – где Холли провела всю свою жизнь и вздохнула свободно только со смертью отчима.

– Пустила я его, – продолжала Холли, расправив плечи. – Родня все ж таки.

О деле Бриттани не было сказано ни слова. Холли изображала заботливую родственницу, преданную сестру, и если местами переигрывала, то Робин уже по опыту знала, что в любой груде шлака обычно попадаются крупицы истины.

Она допускала, что Холли не в курсе подозрений в растлении малолетней, которые пали на ее брата: следствие велось в Германии, формальных обвинений предъявлено не было. Но для человека, комиссованного с черепно-мозговой травмой, Брокбэнк проявил недюжинную изворотливость, умалчивая о своем истинном позоре. Будь он действительно невиновен и не вполне вменяем, так трезвонил бы на всех углах, какую с ним сотворили несправедливость.

Робин принесла Холли третью пинту пива и ловко направила разговор в другое русло: чем занимался Ноэл после увольнения из армии?

– Он себя не помнил. То приступы, то припадки. На лекарствах сидел. А на мне отчим был… после инсульта… И Ноэл тут как тут… конвульсии, видишь ли, у него и…

Окончание фразы она утопила в своем стакане.

– Как тяжело, – вздохнула Робин, черкая в блокнотике. – А были у него какие-нибудь отклонения в поведении? Родственники часто рассказывают, что в плане ухода именно это представляет наибольшую сложность.

– Были, – ответила Холли. – Ага. Характер у него совсем дурной стал, когда мозги-то ему вышибли. В доме погром устроил два раза. На своих кидался. Теперь-то он знаменитость, сама знаешь, – туманно заключила она.

– Кто, простите? – поразилась Робин.

– Да пидор этот, который его избил!

– Что за пид…

– Камерон, мать его, Страйк!

– Ах да, – сказала Робин. – Что-то я такое слышала.

– Еще бы! В частные сыщики выбился, мать его, все газеты трубили! А когда Ноэла покалечил, в военной полиции служил… Всю жизнь ему поломал, сучара…

Причитания не смолкали. Робин делала пометки и ждала, когда же Холли расскажет, почему ее братом занималась военная полиция, но та либо не знала, либо сознательно умалчивала. Ясно было только одно: причиной своей эпилепсии Ноэл Брокбэнк считал исключительно действия Страйка.

После года мучений, когда Ноэл вымещал свою злость и досаду на единоутробной сестре и на всем, что попадалось под руку, он с помощью старинного друга из Бэрроу сумел получить место вышибалы в Манчестере.