Жатва - Тесс Герритсен (2015)

– Тоже мне, нашел бороду, – проворчал механик. – Это называется жабо. Воротник такой. Ты ходить собираешься?

Яков поставил ферзя на место и потянулся к коню. Поставил, снова поднял. Переместил и опять взял фигуру в руку. Вокруг грохотали адские дизеля.

Кубичев больше не следил за ним. Механик листал журнал, разглядывая вереницу улыбающихся женских лиц. Сто самых красивых женщин Америки. Он то и дело хмыкал и бормотал:

– И это у вас называется красота?

Или:

– Да я б своему псу не дал такую трахнуть.

Яков снова взялся за ферзя и сшиб им слона Кубичева, стоявшего на четвертой клетке.

– Я походил.

Кубичев взглянул на доску и язвительно усмехнулся.

– Ну сколько можно наступать на одни и те же грабли? Зачем ты так рано ходишь ферзем?

Отбросив журнал, механик потянулся к своей пешке. Тогда-то Яков и заметил женское лицо на журнальной странице. Светлые волосы. Один локон повторяет изгиб щеки. Грустноватая улыбка. И глаза, смотрящие не на тебя, а сквозь тебя.

– Это моя мама, – сказал Яков.

– Что?

– Это она. Моя мама!

Яков рванулся к журналу, повалив ящик, служивший им столом. Доска опрокинулась. Кони, слоны и пешки разлетелись в разные стороны.

– Да что с тобой сегодня, парень? – спросил Кубичев, выхватывая журнал.

– Отдайте! – кричал Яков.

Он отчаянно вцепился в руку механика, требуя отдать ему материнское фото.

– Отдайте!

– Парень, ты совсем спятил! Это же не твоя мать!

– Моя! Я помню ее лицо! Она совсем как на этой картинке!

– Хватит мне руку царапать! Слышишь?

– Отдайте журнал!

– Хорошо. Теперь послушай, что я скажу и покажу. И мозги включить не забудь. Сейчас ты убедишься, что это вовсе не твоя мать.

Кубичев поправил ящик. Потом разложил журнал.

– Теперь видишь?

Яков смотрел на лицо с глянцевой страницы. Точно такое же он видел во сне. И наклон головы. И ямочки в уголках рта. Даже ее волосы были освещены с той же стороны, как в его сне.

– Это она. Я видел ее лицо.

– Так ее лицо все видели. – Кубичев ткнул пальцем в иностранную надпись под снимком. – Здесь написано: Мишель Пфайффер. Она актриса. Американская. У нее даже имя нерусское.

– Но я ее знаю! Я видел ее во сне!

Кубичев засмеялся:

– И ты, и любой озабоченный подросток. – Он сощурился, оглядывая разбросанные по полу фигуры. – Смотри, какой ты мне бардак устроил. Хорошо, если все пешки отыщутся. Ты фигуры разбросал, тебе их и собирать.

Яков не шевельнулся. Он смотрел на светловолосую женщину и вспоминал, как она ему улыбалась во сне.

Поняв, что мальчишка за фигурами не полезет, Кубичев выругался вполголоса и полез сам. Он ползал на четвереньках, вытаскивая шахматы из-под агрегатов своего дизельного хозяйства.

– Думаю, ты просто где-то видел ее лицо. Может, по телевизору. Или в журнале. А потом забыл. Вот она тебе и приснилась.

Кубичев вернул на доску ферзя и двух слонов, затем плюхнулся на стул. Его лицо раскраснелось, а бочкообразная грудь тяжело вздымалась.

– Знаешь, парень, мозг – загадочная штучка. – Механик постучал себе по макушке. – Особенно по части снов. Так перемешает реальность с выдумкой, что уже сам не знаешь где что. Мне тоже разные сны снятся. Например, сижу я за столом, а там – любая жратва, какую только душа пожелает. А потом просыпаюсь – и я по-прежнему на этом дерьмовом корабле.

Кубичев потянулся к журналу, вырвал страницу с Мишель Пфайффер и протянул Якову:

– Держи. Забирай.

Яков взял страницу, не сказав ни слова. Он лишь сжимал глянцевый лист и смотрел на красивое женское лицо.

– Нравится считать ее своей мамкой – валяй, никто не запрещает. Пацаны устраивают штучки и похуже. А теперь собери остальные фигуры… Эй! Яшка! Ты куда намылился?

Сжимая глянцевый журнальный лист, Яков опрометью бросился вон из дизельного ада.