Жатва - Тесс Герритсен (2015)

Она провела рукой по головкам цветов, вдыхая ароматы позднего лета. Нина помнила запахи своего сада. Как она любила возиться с цветами. Болезнь лишила ее и этой радости. Лето прошло. Их дом в Ньюпорте закрыт на зиму. Наступил самый ненавистный для нее сезон. Увядание сада. Возвращение в Бостон, в этот дом с позолоченными потолками, резными дверными проемами и ванными из каррарского мрамора. Здесь было много темного дерева, а оно всегда действовало на нее угнетающе. Их летний дом был пронизан светом, теплым ветром и запахом моря. А бостонский дом всегда навевал мысли о зиме.

Нина вытащила ромашку и вдохнула ее резкий запах.

– Может, вернуть обратно лилии? – предложила горничная. – Они так прелестно пахнут.

– У меня от них болит голова. А кто прислал этот букет?

Горничная отцепила прикрепленный к вазе конвертик, открыла клапан, достала карточку.

– Здесь написано: «Миссис Восс. Скорейшего выздоровления. Джой». Больше ничего.

Нина наморщила лоб:

– У меня нет знакомых женщин по имени Джой.

– Возможно, потом вспомните. Не хотите ли прилечь? Мистер Восс говорит, что вам нужен отдых.

– Я уже належалась в постели.

– Но мистер Восс говорит…

– Я лягу. Попозже. А сейчас я хочу еще посидеть у окна. Одна.

Горничная застыла в нерешительности. Потом, кивнув, с явной неохотой покинула спальню.

«Наконец-то, – подумала Нина. – Наконец-то я одна».

Всю прошлую неделю, едва она вернулась из клиники, ее постоянно окружали люди. Частные сиделки, врачи, горничные. И Виктор. Прежде всего Виктор, буквально нависший над ее кроватью. Он читал ей вслух все открытки с пожеланием выздоровления, следил за всеми ее телефонными разговорами. Защищал ее, изолировал от окружающего мира. Делал узницей этого дома.

И все потому, что он ее любил. Слишком сильно ее любил.

Нина устало привалилась к спинке кресла. На противоположной стене висел ее портрет, написанный вскоре после женитьбы. Виктор сам нашел художника и даже выбрал платье, которое она должна была надеть для позирования. Длинное платье из розовато-лилового шелка, по которому шли неброские розы. На портрете Нина стояла под деревом. Ствол дерева обвивал плющ. В одной руке она сжимала белую розу, вторая была неуклюже опущена. На губах застыла робкая, неуверенная улыбка, словно в тот момент она думала: «Я тут стою вместо другой женщины».

От девушки на портрете ее отделяло двадцать пять лет. Вглядываясь в знакомый холст, Нина убеждалась, что за эти годы она почти не изменилась. Конечно, внешне она уже не та юная невеста в саду. Нет былого крепкого здоровья, нет тех кипучих жизненных сил. Но ее характер во многом остался прежним. Все такая же робкая и неуклюжая. По-прежнему собственность Виктора Восса.

Она услышала его шаги и подняла голову.

– Луиза сказала, что ты все еще сидишь в кресле. – Виктор влетел в комнату. – Тебе необходимо вздремнуть.

– Виктор, я прекрасно себя чувствую.

– По тебе не скажешь, что ты достаточно окрепла.

– Но прошло уже три с половиной недели. Доктор Арчер говорил, что другие его пациенты в это время вовсю гуляют по ленте тренажера.

– Меня другие его пациенты не касаются. Я не сравниваю тебя с ними. Тебе необходимо лечь и поспать.

Нина выдержала его взгляд и твердым голосом сказала:

– Я не лягу. Мне хочется посмотреть в окно.

– Нина, я всего лишь забочусь о твоем здоровье.

Но она уже отвернулась от него и смотрела в парк. На деревья, листва которых из желтой превращалась в бурую. Цвет предзимья.

– Я бы хотела прокатиться на машине…

– Пока еще слишком рано.

– …к парку. К реке. Куда угодно, подальше от этого дома.

– Нина, ты меня не слушаешь.

Она печально вздохнула:

– Нет, Виктор. Это ты меня не слушаешь.

Супруги замолчали.

– А это откуда? – спросил он, указывая на вазу возле кресла.

– Недавно прислали.

– Кто прислал?