Головокружение - Франк Тилье (2015)

Наступила тишина, а потом между нами вспыхнуло пламя горелки. На маске Мишеля плясали причудливые тени, а глаза под ней казались черными и блестящими. Он, насколько мог, приблизил ко мне лицо и сказал:

– Он написал «Лжец». Это второе слово. Думаю, оно относится к чему-то другому, не к твоему ребенку. Еще одна тайна, связанная с Максом Беком?

Я снял перчатку и вытер щеки, по которым на этот раз бежали слезы.

– Ты единственный человек в мире, Мишель, кто об этом узнает. Я никому и никогда об этом не говорил. Ни матери, ни жене.

– Я что, должен считать это особой честью?

Я мог бы промолчать и умереть вместе со своей тайной. Все унести с собой. Но я обещал ему правду.

– Макс не сорвался в пропасть, как я всем рассказывал. Мы были в связке.

Тот беседочный узел, который Макс затянул в то утро у себя на поясе, мучил меня все эти девятнадцать лет. Я закрыл глаза.

– Я врал журналистам, полиции, страховщикам – всем. Там, где находились мы с Максом, на том карнизе, повисшем над пустотой, не было ни свидетелей, ни дознавателей. Соврать было проще простого.

– Но зачем? Врать-то зачем? Это как-то связано с третьим словом? «Убийца»? Ты его убил, чтобы завладеть его женщиной?

Слова дрожали у меня на губах. Я не знал, смогу ли договорить до конца.

– Мы только что связались веревкой. Я стоял перед пещеркой, которую мы вырыли из-за непогоды, и вдруг почувствовал, что веревка натянулась. Макс вскрикнул и исчез вместе с частью карниза. Меня протащило метра два, и я застрял, зацепившись за скальную гряду. Меня спасло только то, что я ехал по снегу ногами вперед. Они уперлись в небольшой уступ и меня удержали, поэтому я не улетел вслед за Максом. Я оказался в некоем подобии снежного сиденья, которое оползало вниз. Но по счастью, у меня была хорошая опора, и я держался. Было слышно, как Макс кричал: «Я сломал ногу! Я сломал себе ногу о скалу! Надо, чтобы ты меня вытащил, Жо! Ты ведь можешь меня поднять!» Голос его шел откуда-то далеко снизу. Я знал, что его ждет, если он отвяжется. Тридцать метров свободного падения, а потом трещина такой глубины, что оттуда его уже никто не спасет. Он болтался над пустотой, как отвес, и у него не было возможности подняться. Надежда была только на силу наших рук.

Память часто подводила меня, но этот миг я никогда не забывал. Каждый звук, каждую деталь, каждый скрип сине-красной веревки по снегу.

– Чтобы выбираться в подобных ситуациях, есть специальная техника. Это делается с помощью двух прусиков, то есть двух петель из репшнура. Обычно достаточно продеть запястье в петлю, обернуть репшнур вокруг веревки, завязав схватывающий узел, переместить узел вверх по веревке, а потом подтянуться. Затем то же самое проделать со второй петлей. Можно даже подняться на одной руке. Но это теоретически. А в нашей ситуации возникла проблема. Двадцатиметровая веревка висела в пустоте. Руки у нас были в ужасном состоянии, в гораздо худшем, чем сейчас. Мы почти не спали, изрядно вымотались, да к тому же Макс страдал от боли. Даже если бы ему удалось подняться, а у меня хватило сил его вытянуть наверх, что было бы дальше? Как бы он спускался со сломанной ногой?

Эта боль, так глубоко запрятанная и такая до странности реальная, жгла мне губы.

– Время тянулось бесконечно, прежде чем Макс сделал первое движение. Ему надо было вытащить репшнур из сумки со снаряжением и навязать узлы обмороженными руками. Поверь мне, в такой ситуации время тянется бесконечно. А я сидел на краю пропасти, и мне не было особенно больно, разве что рукам и ляжкам. Но пошевелиться я не мог. Я и сам был пойман в ловушку висевшим на мне телом Макса. Оставалось только ждать, что как-нибудь само все уладится. За эти минуты и часы в моем мозгу пронесся рой самых странных мыслей. И самая первая из них была: я жив и умирать не собираюсь. Макс может умереть, но не я. На худой конец…

Я безотчетно поднес руку к куртке: