Земля мертвых - Земля мертвых (2019)

– Когда я познакомился с Эмилией, – пояснил он, – она кромсала себе половые губы бритвенным лезвием и загоняла иглы под ногти. А сегодня у нее мой ребенок, и я должен следить за этим. Нельзя допустить, чтобы она исковеркала мальчика своими больными фантазиями.

– Думаю, она владеет ситуацией.

– Не уверен. Она действительно… ненормальная.

– Извращенные вкусы – это одно. А материнский инстинкт – совсем другое.

– Ладно, – вздохнул Корсо, – я в курсе. Но поверь, я говорю о настоящей патологии. И никаких шансов, что все наладится. Я боюсь, что она сделает Тедди заложником своих садомазохистских игр.

Барби не сводила глаз с портрета Эмилии, чьи слегка азиатские черты казались чеканкой по меди и выражали обманчивое спокойствие.

– Она опасна, – настаивал он. – Думаю, в этом плане ты мне можешь доверять.

– Когда у тебя суд?

– Через полгода, но у меня больше нет желания объясняться с судьей. Я хочу договориться с самой Эмилией, приставив нож к горлу, хочу, чтобы она подписала протокол, который будет официально заверен.

Барби одним движением смахнула портрет со стола и сунула его в карман. Хищник, схвативший грызуна за холку.

– Сообщи мне, когда тебе это нужно иметь. Получишь все, что нужно, в срок.

Корсо почувствовал, как где-то у него глубоко внутри развязался тугой узел. Только принуждением и можно чего-то добиться.

62

В середине сентября Корсо вызвал судья Тюреж. Судьи часто обращаются за уточнениями к полицейским, непосредственно работавшим над расследованием, но Тюреж пригласил его в парижскую пивную.

Корсо не любил подобные заведения – большие залы под старину, провонявшие тушеной капустой и гудящие, как крытый рынок. Но это заведение стоило того, чтобы на него глянуть: мозаичная плитка на полу, банкетки, обтянутые молескином, медные поручни, светильники в форме тюльпанов, витражи в стиле Альфонса Мухи. Кабинеты были изолированы друг от друга панелями из дымчатого стекла, что создавало впечатление, будто находишься в купе Восточного экспресса.

Тюреж заказал огромное блюдо морепродуктов, которое разделило их, словно мандала из раковин. Устрицы, морские петушки, атлантические крабы, трубачи, лангустины… Если учесть, что к этому изысканному букету прилагались майонез, соус с луком-шалотом, мисочка для ополаскивания рук, ржаной хлеб, шпильки для извлечения литорин… Корсо чувствовал себя лишним.

Он держался настороже. Следственные документы имели множество огрехов, и, несмотря на все их с Кришной усилия навести на материалы глянец законности, коп опасался, как бы судейский чиновник не прицепился к той или иной процессуальной оплошности. Привыкшие к переговорам на полутонах в собственных кабинетах и услугам экспертов по использованию эзопова языка, судьи остаются теоретиками. Ничего общего с практической работой, которая ежедневно сваливается на копов вроде Корсо.

Причем Тюреж славился полным отсутствием гибкости и маниакальной строгостью. Настоящий фанат крючкотворства. Невысокий человечек в тесном костюме и с встревоженным видом. Очень смуглый, с угольными бровями и впалыми щеками, он был похож на Шарля Азнавура.

Но быстро выяснилось, что судья просто хотел знать мнение Корсо о деле. Стефан расслабился. Лениво ковыряя яйца под майонезом, которые он себе заказал, Корсо вкратце описал недели расследования, стараясь сохранять нейтральный и отстраненный вид. Ни в коем случае нельзя показать, до какой степени дело Собески выбило его из колеи.

– Вы знали, что он боготворил свою мать? – прервал его судья.

– Нет.

– Она ни разу не навестила его в тюрьме, но, как только его освободили, он сразу принялся ее искать.

– И нашел?

– В приюте недалеко от Монтаржи.

Перед глазами Корсо возникла крошечная женщина с губами, изогнутыми, как резинка рогатки, безумными глазами и мозгом, изъеденным садистским бредом. На что она была похожа в семьдесят лет?