Земля мертвых - Земля мертвых (2019)

Клаудия села в его старенький «фольксваген». По дороге она рассказывала ему истории из студенческих лет в Сорбонне – изучение права, ее надежды, ее твердое намерение защищать «незащищаемых» и тем самым способствовать развитию «более сильной» демократии.

Корсо мог бы подумать, что она шутит, но Клаудия Мюллер, эта дылда, чья элегантность напоминала произведения Альберто Джакометти (на ней была футболка с блестками и джинсы, облегающие ее величественный силуэт), была искренна. Она являлась чистым продуктом уже не существующего левого движения – того, которому было свойственно великодушие с большой буквы.

Они заказали два кофе.

Следовало вернуться к делу Собески.

– Ну, – не отставал он, – с чего вдруг такая сдержанность?

– Я вам уже сказала. Обвинение делает за меня мою работу. Этот психологический портрет, эти эксперты – все доказывает, что Собески никак не причастен к вашим убийствам.

– Мне так не показалось.

– Это потому, что вы глухи. Они описали ребенка, больного и одинокого. Психопата, переполненного жестокостью. Сексуального маньяка, не способного обуздать свои порывы. И уж точно не того изощренного убийцу, который действовал в «Сквонке» и даже не насиловал своих жертв.

Корсо использовал аргумент Жакмара:

– Он мог перемениться в тюрьме. Сделать свои порывы более утонченными. Выносить план.

– Бросьте. И он ждал десять лет, чтобы начать действовать?

– Вы забываете про других женщин, кровь которых обнаружена в мастерской Собески.

Она развела руками в знак вопроса:

– Где же их трупы? – И продолжила, не дожидаясь ответа: – Во всяком случае, тюрьма добавляет человеку грубости, свирепости, но никак не утонченности. Флёри – не Оксфорд.

– А то, что в тюрьме его прозвали Судья? Он уже тогда почувствовал вкус к пыткам.

Клаудия Мюллер покачала головой. Если как следует приглядеться, черты у нее слегка тяжеловатые, как у немки. Он где-то прочел, что она австриячка.

– Я ознакомилась с вашим отчетом. И в курсе вашей теории об одержимости наказанием.

– Не я же придумал ему прозвище.

– Собески заставлял своих сокамерников накачивать мышцы, а потом принялся убивать женщин, не насилуя их и вдохновляясь произведениями Гойи?

– Повторяю, у него было время перемениться.

– Мы говорим об убийце, который отслеживал своих жертв месяцами, который досконально изучил их привычки. Об убийце, который лишал их жизни с небывалой изощренностью. Все это не похоже на Филиппа Собески. Он животное, хулиган, извращенец, да. Но он не убивал этих девушек.

Корсо попытался ее спровоцировать:

– Возможно, Марко Гварньери больше в его вкусе?

– Это убийство сейчас не стоит на повестке дня.

– Но будет непременно упомянуто.

– Очень надеюсь. Вот тут обвинение и выставит себя на посмешище. У Собески даже нет водительских прав, а он угнал судно? Покопался в моторе, чтобы его завести? Публика здорово повеселится.

Адвокат говорила без малейшей агрессивности. Она намного спокойнее и мягче, чем он думал. Корсо ожидал, что она окажется пассионарной истеричкой.

– Вы слишком быстро забываете о конкретных следах. Кровь жертв. Их отпечатки. ДНК. Гараж на улице Адриена Лесена набит неопровержимыми доказательствами.

Она наклонилась над столом, и Корсо смог почувствовать аромат ее духов. И деликатно отстранился. Он не смог бы определить этот запах. Заворожило его другое: внезапное дуновение, словно Клаудия распахнула ему навстречу руки или, скорее, крылья. Эта женщина околдовала его.

– То-то и оно! – бросила она тоном ярой спорщицы, которая нашла неотразимый аргумент. – Я в порошок сотру этот аспект обвинения.

– Но мы говорим не о точке зрения. Речь идет о научных пробах.

Клаудия, казалось, задумалась о том, какой оборот принимает разговор.

– То, что мы сейчас делаем, действительно противозаконно. Я не имею права углубляться в детали, разговаривая с вами.