Земля мертвых - Земля мертвых (2019)

Несмотря на маленький рост и округлый силуэт, фамильное сходство мадам Мюллер с покойной было очевидно: чистые черты, словно проведенные одной линией, гармонично сходились к вискам, – как и у Клаудии, у нее были черные волосы, откинутые назад. Бледная, строгая красота, напоминавшая горьковатый священный вкус просвиры.

От ее присутствия Корсо оцепенел с ног до головы. Он боялся встретиться с ней взглядом, но глаза женщины были полуприкрыты. Она сложила руки пред собой; у нее не было ни сумки, ни пальто. Только черное платье, которое своей простотой напоминало те пропитанные серой робы, которые надевали на приговоренных к сжиганию на костре, чтобы они горели быстрее.

Она стала читать по памяти, голос в унисон глазам, то есть обращенный внутрь:

Hasta te creo dueña del universo.

Te traeré de las montañas flores alegres, copihues,

avellanas oscuras, y cestas silvestres de besos.

Quiero hacer contigo lo que

la primavera hace con los cerezos.

Корсо не ожидал услышать испанский язык, но сразу же узнал самый известный отрывок из двадцати стихотворений Пабло Неруды, посвященных любви (и молодости). Хочу сотворить с тобою / то, что весна сотворяет с дикой вишней в лесу…[84]

Убитая горем мать обращала к дочери любовную поэму, исполненную чувственности. Клаудия, без сомнения, повернулась к семье спиной. Именно чтобы забыть их – и в качестве провокации, – она обосновалась в Париже и стала святой заступницей преступников.

Внезапно Стефан узнал некоторые лица. В конечном счете на кладбище оказались не только австрийцы, и Барби не смогла помешать информации распространиться среди «друзей» Собески, то есть среди интеллектуалов, политиков, деятелей искусства, которые помалкивали, когда вскрылась виновность художника, но снова выползли из щелей теперь, когда его невиновность стала очевидна.

Корсо видел, что они перешептываются между собой. Они его заметили и узнали своего классового врага. Фашиствующий коп, наделавший одних ошибок. Тот, кто ничего не понял. Кто решил, что дело закрыто, в то время как преступник еще разгуливает на свободе…

К счастью, ни одному из этих активистов не представилась возможность произнести речь – похороны были австрийские, и только австрийские. Иначе выплеснулась бы обычная волна негодования: Клаудия, доблестный адвокат, принесенная в жертву тупоумной полицией и слепым правосудием, Собески, «самоубитый обществом»[85], и так далее.

Сейчас все медленно проходили мимо открытой могилы, и каждый бросал в нее белую розу. Корсо предпочел отступить за памятники: у него не было ни розы, ни права. Также и речи не могло быть о принесении соболезнований родным или кому-то еще. «Друзья Собески» все чаще бросали на него угрожающие взгляды…

Он уже разворачивался к выходу, когда заметил лицо, не вписывающееся в общую картину. Ну совсем не вписывающееся. Корсо укрылся за стелой в ожидании, когда народ разойдется. Он не покинет кладбища, пока не получит объяснения этой miscasting[86].

91

– Ты что здесь делаешь?

Корсо выскочил из засады, когда собравшиеся еще медленно удалялись. Он обращался к невысокому человечку, который на приличном расстоянии следовал за процессией. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, но теперь он был уверен: тот был копом из управления. А еще точнее – из службы учета.

Перед ним стоял тот самый мелкий типчик со стрижкой под Playmobil и круглой, как тыква, физиономией, который показывал ему первые полотна, конфискованные у Собески, – как тогда предполагалось, картины изобличали Собески, хотя позже оказались простыми копиями с фотографий, проданных Тральщиком Людо.

– Я…

– Напомни-ка мне свое имя.

– Лейтенант Филипп Марке.

– И что ты здесь делаешь?

Марке бросал отчаянные взгляды вслед удаляющейся траурной процессии.

В конце концов он проговорил голосом, которому постарался придать твердости: