Последняя охота - Жан-Кристоф Гранже (2020)

– Шуллер мертв? – бесцветным голосом переспросила Лаура.

Ее лицо внезапно приобрело растерянное, почти исступленное выражение.

– А теперь я хочу услышать правду. Всю, до последнего слова. Время поджимает…

Лаура отшатнулась, прижалась спиной к стеклу. Лес шумел и волновался, как будто деревья пытались вырваться из земли.

– Я ничего не знаю, – выдохнула она.

Ньеман сделал еще один шаг. Подсознательно он надеялся, что учует ее аромат, совсем как пехотинец, готовый в любой момент наткнуться на мину.

Аромата не было – только запах омытой слезами кожи. Ощущение столь же тайное и стыдное, как ночные рыдания, от которых промокла подушка.

– Кто мог быть в курсе? Кто знал, что Юрген – приемный?

Лаура кинулась на него с воплем.

– ГОВОРЮ ВАМ, Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ! – взорвалась Лаура.

Ньеман отшатнулся, изумленный столь бурной реакцией, но графиня вцепилась в него мертвой хваткой и прижала к окну.

Сыщик ломал голову, подыскивая слова утешения, вся его полицейская напористость испарилась, но Лаура уже отшатнулась, чтобы видеть его лицо.

Детство Ньемана прошло под вестерны Серджио Леоне[47], но, несмотря на жестокость собственной жизни (восемь убитых преступников!), он ни разу не испытал дуэльных эмоций, когда напряжение спрессовывает время до миллисекунды.

Сейчас, с Лаурой, он ощутил головокружение ожидания.

Кто выстрелит первым?

Губы женщины, теплые, расслабленные, ответили ему.

В вестерне он бы уже лежал лицом в пыли. Мертвый.

54

Он всегда смотрел на физическую любовь как волк-одиночка. Секс по сути своей – дуэт, а ему всякий раз казалось, что в койке кто-то лишний. Особь, с которой необходимо считаться, хотя она портит все удовольствие. Нет, он не хотел забыть о партнерше, совсем наоборот – слишком много о ней думал. Он не разделял с женщиной удовольствия, а самоустранялся. Каждую ночь любви портила мысль: как бы не опозориться! Безупречна ли его эрекция? Он целует в правильное место? А ласки, они те, что нужно? Ньеман чувствовал себя человеком, который должен вписаться в смету, понятия не имея о расценках.

Он не знал, откуда в нем это сексуальное угодничество, ведь в большинстве случаев ему было плевать на партнершу, он не испытывал тщеславной мужской гордости за ее оргазм, потому что считал всех женщин притворщицами.

Объяснялось все натурой Ньемана – в нем было много от поденщика, он даже любимой машиной не наслаждался, просто садился за руль «вольво», поворачивал ключ в замке зажигания и ехал, глядя на дорогу. Ты, парень, слишком уж собран. По этой же причине любовником он был средненьким. Слишком сухим, слишком скованным, слишком старательным. Женщины по природе своей интуитивистки, каждая его любовница мгновенно просекала, что этот мужественный великан – зануда, умник и уж точно не искатель наслаждений. Кому охота ужинать с человеком, подсчитывающим калории, вместо того чтобы смаковать деликатесы?

Но этой ночью, о, этой ночью все получалось как надо.

Он лежал на спине, а обнаженная Лаура сидела на нем верхом и раздевала. Думать не требовалось – пальцы партнерши заставляли его тело реагировать мгновенно и адекватно. Одно движение влекло за собой другое. Схватка доставляла удовольствие обоим.

Ньеман видел только узкий силуэт женщины и распущенные волосы цвета грозовой ночи. Он уподобился слепому: одно его чувство атрофировалось, остальные обострились до предела. Ньеман не понимал, целует его Лаура или ласкает, но взаимопроникновение было реальным, полным, головокружительным.

Ее движения напоминали дыхание, шепот… Агрессивными были лишь поцелуи: рот широко открыт, язык напоминает жало змеи, он проникает между зубами, шарит, лижет, толкает, вызывая желание и ужас.

Оказавшись внутри Лауры, он ощутил всю полноту чужой непонятной жизни. Его тело погрузилось в океан наслаждения, он захлебывался, тонул, задыхался.