Бойся меня 18+ - Алайна Салах (2020)

— Затем у меня появился репетитор. Отец взял с него обещание, что в скором времени его сын научится читать, писать и даже говорить первые слова на английском. Гением я по-прежнему не был, и учеба давалась мне с трудом. Тогда же я стал задаваться вопросом, почему мальчик по соседству свободно гуляет у себя во дворе, а я постоянно сижу дома. Через два месяц в ордене должен был состояться какой-то грандиозный прием в честь вступления в него очередного высокопоставленного лица, куда должна была пойти вся наша семья. К нам домой приехал портной и снимал с меня мерки. Первый дизайнерский костюм у меня появился еще до того, как мне исполнилось пять. Не знаю, чего отец ждал от этого приема и как должен был проявить себя я, но когда мы вернулись домой, он был изрядно пьян и жутко недоволен. Сказал, что я не сумел внятно поздороваться в людьми, которым он меня представлял, и что наступил на платье жене кого-то чиновника. Я отчетливо помню реакцию матери на эти обвинения: «Я же говорила тебе: он самый обычный». Моя обычность стала моим приговором. Отцу жутко не хотелось признавать, что его плоть и кровь ничем непримечательна. А что делают люди, когда не хотят в чем-то себе признаться? Они злятся и с двойным усердием зарывают голову в песок. В тот день отец впервые поднял на меня руку. Он выбил мне зуб, к счастью, молочный, а потом на сутки запер меня в своей комнате. Тогда я впервые начал рисовать. Руку с пистолетом, направленную в голову человеку. Так появились первые наброски компьютерной игры, сделавшей меня известным.

В своей попытке скрыть свое потрясение я треском провалилась. Слезы катятся у меня из глаз, оседая на пододеяльнике темными пятнами. Такое вообще бывает? Чтобы люди были настолько жестоки с собственными детьми? Какими нужно быть бесчеловечными, чтоб произвести на свет ребенка лишь для того, чтобы над ним издеваться? И вместе с болью за Савву во мне расцветает неконтролируемая злость. Сейчас я откровенно рада, что гениального художника Вениамина Раевского больше нет в живых. Потому что я мечтаю его задушить.

— А твоя мать?

— Ничего. Она предпочитала не вмешиваться в процесс воспитания. Красиво звучит. На деле ей было наплевать, что со мной случится. Ребенок, которого она по-настоящему хотела, уже умер. Я спрашивал репетитора, почему на меня кричит отец и почему моя мать отказывается со мной общаться. Я действительно не понимал. Детство — это возраст, когда у тебя появляется много вопросов, и ты хочешь знать на них ответы. Вопросов у меня было больше, чем у других детей моих лет, но ответа ни одного.

Я поднимаю глаза. Я ведь потребовала от него честности, и Савва вправе знать, что я чувствую. Хотя не исключено, что мои слезы на него никак не действуют. Если он действительно социопат, то для него это, скорее всего, просто соленая вода.

— А что ответил репетитор?

— Репетитор сказал, что мне не стоит отвлекаться на посторонние мысли и его наняли лишь для того, чтобы меня учить. Его мои успехи тоже не слишком устраивали, и он жутко боялся потерять теплое место. Отец хорошо ему платил.

— У тебя не было друзей? Ты выходил на улицу?

— Иногда во двор. Мать не испытывала нужды в прогулках, предпочитая проводить время дома перед телевизором, а значит и я не имел такой возможности.

— Сколько это продолжалось?