Бойся меня 18+ - Алайна Салах (2020)

Затравленный детский взгляд не отпускает. Раз за разом я проворачиваю в голове чудовищный рассказ Саввы, и намеренно воспроизвожу в памяти лицо его отца, неоднократно виденное мной на фотографиях. Несмотря на упомянутую Саввой «рабочую» родословную, Вениамин Раевский обладал породистой внешностью: высокий рост, темные волосы с благородной сединой, правильные черты лица вкупе с волевым подбородком. Если бы не боязнь разбудить спящего Савву, я бы полезла в интернет, чтобы найти другие его снимки. Мне хочется обнаружить на них признаки того, что большинство восхищавшихся этим человеком упускало: жестокость и невменяемость. Работы Раевского обожал весь столичный свет, пресса его боготворила, в то время как он попросту всех дурил. Его фотографии не должно было быть в одном глянцевом развороте, так же как не должно было существовать огромного количества интервью, которые у него брали журналисты. Потому что Раевский-старший недостоин. Этот человек изувечил жизнь своего единственного сына, которого по собственному эгоистичному желанию привел в этот мир.

Такое со мной случилось впервые: я всей душой ненавижу того, с кем ни разу не встречалась лично.

Жизнь и впрямь насмехается над моей былой тягой к комфорту: годы эмоционального штиля внезапно сменились бурей. Все, что я чувствую сейчас — предельно остро. Любовь, ненависть, гнев, безысходность, сочувствие и накаленное до предела отчаяние от того, что я не в силах ничего исправить. Диагноз Саввы уже не отменить, как и его прошлые поступки. Пусть он и не ответил прямо, но есть большая вероятность, что он убил своего отца.

Положа руку на сердце, мне совершенно не жаль талантливого художника и ничтожного человека Вениамина Раевского. В моей кладовой сочувствия для него нет ни крохи. Даже мать Саввы вызывает во мне куда больше сострадания: женщина, по-крайней мере, была объективно нездорова, что является хоть каким-то оправданием ее участию в разрушении жизни сына. Я сожалею совершенно о другом: что они сумели покалечить Савву настолько, чтобы стереть для него грань между белым и самым черным.

Я поворачиваю голову. Савва лежит ко мне спиной, по пояс укрытый одеялом. Его идеальный запах ничуть не изменился, а кожа такая же чистая и гладкая. Этот красивый парень, в которого я без оглядки влюблена, возможно, причастен к смерти своего отца.

Мой взгляд фокусируется на белесом шраме под его лопаткой и отказывается двигаться дальше. Как я раньше не замечала? Это ведь следы его ужасного детства, как и многие другие, которые я встречала на его теле. Передо мной вновь встают детские глаза, наполненные испугом и непониманием. Почему-то глаза маленького Саввы представляются мне не синими, а прозрачно-голубыми. Тогда в них еще не успела осесть вся тьма и боль.

Во второй раз за минувшие сутки мне хочется заплакать, поэтому я бесшумно выскальзываю из кровати, чтобы сделать это в ванной. Задернув за собой занавеску, залезаю в душ и нарочно выставляю температуру холоднее, чем обычно. Вода упорядочивает мысли и помогает успокоиться, а сейчас, когда эмоции меня захлестывают, мне требуется приструнить их здравым смыслом. Прислушаться к себе, чтобы понять, как вести себя дальше. Та, кто всегда предпочитала твердый асфальт под ногами и предпочтительно без выбоин, сейчас по колено увязает в зыбучих песках. Вернуться назад, на твердую почву, не позволяет сердце, но и спасительной тропы я пока не вижу. Факты неумолимы: я люблю человека, имеющего проблемы с психикой. И что еще более невероятно: после всего, что Савва о себе рассказал, у меня не возникло желания сбежать. Впервые в жизни мне становится страшно, потому что я больше не ощущаю себя хозяйкой собственной судьбы.

Льющаяся вода скрадывает шумы, поэтому звук одернутой занавески становится для меня неожиданностью. Я резко оборачиваюсь и, стерев пену, упираюсь глазами в обнаженную грудь Саввы.

— Привет…