Исчезновение Стефани Мейлер - Жоэль Диккер (2019)

Я разрыдалась, у меня случилась истерика. В комнату прибежали родители.

– Успокойся, – сказал отец, – у тебя где-то есть копия?

– Нет! – крикнула я. – Только здесь! У меня ничего не осталось.

– Дакота, я же тебе говорил…

Он уже собирался прочитать мне нотацию, но мать, осознав серьезность ситуации, перебила его:

– Джерри, по-моему, сейчас не время.

Я объяснила родителям, что произошло: как Тара попросила меня принести воды, как я на минуту отлучилась, как она вдруг ушла, а пьеса исчезла. Моя пьеса не могла взять и враз улетучиться. Это могла сделать только Тара.

– Но почему, почему она так поступила? – Мать изо всех сил пыталась понять.

Она позвонила Скалини и объяснила им, что произошло. Те стали защищать дочь, клялись, что она бы никогда так не сделала, и в придачу осудили мать за то, что она бросается бездоказательными обвинениями.

– Джеральд, – говорила мать в трубку, – пьеса не могла стереться сама. Можно мне поговорить с Тарой?

Но Тара не пожелала ни с кем разговаривать.

Моей последней надеждой была распечатка пьесы, которую я давала в сентябре учительнице литературы. Но та не могла ее найти. Отец носил мой ноутбук компьютерщику с “Канала 14”, но мастер только развел руками: “Если корзину очистили, она пуста. Вы не сохранили копию документа?”

Моей пьесы больше не существовало. У меня украли год работы. Год работы пущен на ветер. Это было неописуемое чувство. Во мне словно что-то погасло.

Родители и учительница предлагали только какие-то глупости: “Попробуй написать пьесу заново, по памяти. Ты же ее наизусть знаешь”. Видно, что они никогда не пробовали писать. Невозможно за несколько дней восстановить целый год творчества. Мне предложили написать новую пьесу, для следующего года. Но мне все равно больше не хотелось писать. Я была раздавлена.

Следующие месяцы не оставили во мне вообще никаких воспоминаний, только чувство горечи. И боль в глубине души, от глубочайшей несправедливости. Тара должна была поплатиться за это. Меня даже не интересовало, зачем она это сделала, я просто жаждала удовлетворения. Хотела, чтобы она мучилась так же, как мучаюсь я.

Родители ходили к директору школы, но тот от всего открестился:

– Насколько я понимаю, все случилось не в стенах школы, я не могу вмешиваться. Вы должны уладить это маленькое недоразумение напрямую с родителями Тары Скалини.

– Маленькое недоразумение? – разозлилась мать. – Тара угробила год работы моей дочери! Обе они учатся у вас, вы должны принять меры.

– Послушайте, миссис Райс, может, девочкам не стоит больше общаться, а то они вечно друг другу делают гадости. Сперва Дакота крадет у Тары ноутбук…

– Она не крала этот ноутбук! – взвилась мать. – Тара все подстроила!

– Миссис Райс… – вздохнул директор, – разберитесь напрямую с родителями Тары. Так будет лучше.

Родители Тары не желали ничего слушать. Они зубами и когтями защищали дочь и говорили, что я все выдумала.

Прошло еще несколько месяцев.

Все забыли об этом происшествии, а я нет. Глубокая рана, располосовавшая мое сердце, никак не хотела закрываться. Я все время заговаривала об этом, но в конце концов родители сказали, что пора перестать мусолить эту историю, надо двигаться дальше.

В июне театральный кружок сыграл постановку по Джеку Лондону. Я не пошла на спектакль. Весь вечер сидела, запершись в своей комнате, и плакала. Но мать, вместо того чтобы меня утешить, сказала:

– Дакота, уже полгода прошло, надо идти вперед.

Но у меня не получалось. Я часами сидела перед экраном компьютера, не зная, о чем писать. Во мне было пусто. Никаких желаний, никакого вдохновения.

Я жестоко скучала. Мне хотелось внимания родителей, но отец был занят на работе, а матери вечно не было дома. До этого я не сознавала до конца, насколько они занятые люди.