Стеклянные дома - Луиза Пенни (2019)

– Я не понимаю, – снова и снова повторял Патрик. – Не понимаю.

Поначалу эти слова произносились как заявление, как призыв. Но поскольку никаких объяснений не поступало, а все попытки успокоить Патрика не давали результата, со временем эти слова и раскачивание превратились просто в некий ритуал. Примитивное бормотание.

Матео пытался утешить Патрика. Намерения были добрые, вот только умения не хватало.

– Отодвинься от него, – сказала ему Леа. – Его мучает скорбь, а не газы. А ты словно пробку из него хочешь выбить.

Матео похлопывал Патрика по спине и повторял:

– Все образуется.

– И кстати, – Леа наклонилась к мужу и понизила голос, – ничего не образуется.

Матео увидел, как его жена взяла Патрика за руку. Тот посмотрел на Леа, глаза его после таблеток и сна все еще оставались мутноватыми.

Матео почувствовал острый приступ старой ревности.

Какие качества Патрика пробуждали в женщинах материнские инстинкты? Да какие бы они ни были, у Матео они вызывали только ярость. Ему хотелось надавать Патрику по заднице.

Даже сейчас. Он знал, что это неразумно, даже жестоко, но ему хотелось накричать на Патрика, чтобы тот взял себя в руки. Сел прямо. Сделал что-нибудь, кроме раскачивания и нытья. Им нужно было поговорить. Выработать единую линию. А от Патрика, как всегда, не было никакого проку.

Матео встал, подошел к камину и принялся вымещать свое негодование на полене. Лупил по нему кочергой.

Все снова вернулось к первому курсу университета. Снова «Повелитель мух» во всей красе.

Когда их судьбы сплелись. Как оказалось, довольно прочно.

Тот первый год, когда они познакомились. Когда все началось. Когда произошли те события, которые привели их сюда, в этот ужас среди красот природы.

– Я подумал, вы захотите чего-нибудь, – сказал Габри, стоя в арке между столовой и гостиной. В руках он держал поднос с чайником. – Скоро будет готов обед. Вряд ли вам захочется идти в бистро.

– Merci, – сказал Матео, взял у него поднос и поставил на кофейный столик рядом с шоколадными пирожными, которые они с Леа купили в пекарне.

Минуту спустя Габри принес еще один поднос – с выпивкой. Он поставил его на приставной столик рядом с потрескивающим камином.

Потом, наклонившись над скорбящим Патриком, прошептал:

– Я тоже не понимаю, но я знаю: они найдут того, кто это сделал.

Однако его слова не утешили Патрика. Он только еще больше ушел в себя.

– Вы так считаете? – пробормотал Патрик.

– Считаю.

Габри выпрямился и подумал: может быть, плач Патрика «не понимаю» – не только о его убитой жене?

И еще он с недоумением спросил себя, почему у него вдруг возникло желание отхлестать нытика по щекам.

Габри вернулся в кухню и налил себе красного вина в бокал в форме луковицы. Он сел на табуретку у стола, глядя в темноту сквозь маленькое окно.

Габри собирался приготовить пастуший пирог, утешительное блюдо к их обеду, но у него возникло подозрение, что его постояльцы найдут очень мало утешения в том, что обнаружит Гамаш. И вероятно, не найдут никакого утешения в еде.

Пока кухня наполнялась ароматами жареного чеснока и лука, мясной подливки и обжаренного фарша, он думал о четырех друзьях и об узах, которые тесно связали их. Это было очевидно с их первого приезда несколько лет назад.

Их дружба всегда казалась такой замечательной. Их товарищество. Их доверие друг к другу.

До нынешнего приезда.

С самого начала что-то пошло не так. И не только время, выбранное для этой их встречи. Конец октября вместо августа, что само по себе озадачивало. Зачем приезжать, когда холодно и серо, а мир собирается уснуть или умереть?

Почему сейчас?