Жестокие слова - Луиза Пенни (2015)

Ограждение, сделанное из перевитых веток, образовывало большой четырехугольник шириной приблизительно двадцать и длиной сорок футов. Плющ пророс через ограду, и, подойдя ближе, Гамаш увидел, что стебли отвисают под тяжестью гороха. Он открыл деревянные ворота и вошел в огород. Ровные грядки, ухоженные растения и урожай, который теперь никто не соберет. Повсюду в огороде покойный посадил томаты, картошку, горох, бобы, брокколи и морковку. Гамаш разломал стручок и кинул в рот горошины. Чуть подальше по тропинке стояла тележка с землей, торчала лопата, виден был стул из согнутых ветвей с удобными выцветшими подушками. Они так и звали присесть на них, и Гамаш представил себе, как человек, наработавшись в огороде, усаживается отдохнуть, сидит спокойно на своем стуле.

Старший инспектор подошел к стулу и увидел отпечаток ягодиц человека на подушках. Убитый сидел здесь. Наверное, долгие часы сидел. В столбе света.

Один.

Гамаш знал, что не многие люди способны на такое. Даже если бы они хотели этого, даже если бы они пошли на это, большинство людей не могли вести такой уединенный образ жизни. Они начинали нервничать, им это надоедало. Но Гамаш подозревал, что с этим человеком дела обстояли иначе. Он представил его здесь, представил, как тот оглядывает свой сад. Думает.

О чем он думал?

— Шеф?

Гамаш оглянулся через плечо и увидел Бовуара.

— Мы провели предварительный осмотр.

— Оружие?

Бовуар отрицательно покачал головой:

— Но мы нашли домашние консервы и парафин. Довольно много парафина. И я думаю, мы знаем, для чего он здесь.

Инспектор оглядел огород, который произвел на него впечатление. Порядок всегда производил на него впечатление.

Гамаш кивнул:

— И кто он был?

— Не знаю.

Гамаш резко повернулся к своему подчиненному:

— Что ты имеешь в виду? Этот дом принадлежал нашему убитому?

— Мы так думаем. Можно почти с полной уверенностью сказать, где он умер. Но никаких документов мы не нашли. Ничего. Ни фотографий, ни свидетельства о рождении, ни паспорта, ни водительских прав.

— Письма?

Бовуар покачал головой:

— В шкафах есть кое-какая одежда. Старая, поношенная. Но залатанная и чистая. И вообще весь дом прибранный и чистый. Много книг. Их сейчас просматривают. На некоторых имена, но все разные. Видимо, он приобрел их в магазинах старой книги. Мы нашли столярные инструменты и опилки у одного из стульев. А еще старую скрипку. Пожалуй, мы знаем, чем он занимался по вечерам.

Гамаш представил себе убитого живым. Даже здоровым. Как он готовит себе простой обед, сидит у огня и строгает ножом. А потом, с приближением ночи, берет скрипку и играет. Для себя одного.

Кто был этот человек, так любивший одиночество?

— Тут все довольно примитивно, — продолжал Бовуар. — Ему приходилось накачивать воду в кухонную раковину. Сто лет такого не видел. И ни туалета, ни душа.

Гамаш и Бовуар огляделись. В конце петляющей тропки они увидели будку. У Бовуара от этого тошнота подступила к горлу, но его шеф подошел к будке, открыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел там тесный туалет, закрыл дверь. В туалете тоже было чисто, хотя по углам уже стала появляться паутина, и Гамаш знал, что вскоре туда вторгнутся новые насекомые и растения, а потом будка исчезнет — ее поглотит лес.

— Как же он мылся? — спросил Бовуар, когда они направлялись назад к домику.

По докладу коронера они знали, что он мылся и делал это регулярно.

— Тут есть река, — сказал Гамаш после паузы. Перед ними был домик — крохотная идеальная жемчужина посреди леса. — Вон слышно ее журчание. Вероятно, это Белла-Белла — отсюда она течет в деревню.

И верно: Бовуар услышал звук, странным образом напоминающий звук дорожного движения. Это успокаивало. Кроме того, рядом с домом стояла бочка, куда стекала дождевая вода.