Всем, кому должна - прощаю - Франциска Вудворт, Настя Любимка (2020)

Я задумалась. Если это отец Таши такие гадости пишет, то на что он дочь подбивает? А если не он автор и мне какой-то придурок послания строчит? Во что все это может вылиться? Нет уж, надо расспросить Ташу и поговорить с Максом. Странные письма. Нужно разбираться. Но утром, утро, как известно, вечера мудренее.

Я вернула записку под подушку и вновь легла, засыпая, кажется на лету.

ГЛАВА 20

Надежда Раевская

Я брела в полной темноте. Тьма вокруг была словно живая, осязаемая, но выставленные впереди ладони ничего не могли нащупать. У меня не было никаких ориентиров. Не знаю даже, что под ногами, звуков шагов не слышно. Понятия не имела, как я оказалась в этом нечто, но в голове билась единственная мысль: «Хочу домой. Домой!».

И вдруг до моего слуха донесся плач младенца. Жалобный, настойчивый:

— Уа-а-а, уа-а-а!

Ноги сами понесли туда и постепенно плач из едва слышного становился все громче и громче.

Тьма рассеялась неожиданно, словно кто-то отдернул занавес. Я увидела свою комнату, в которой жила на Земле. Ночник в форме мишки давал тусклый свет, однако я заметила, что в комнате все изменилось. Исчезли личные вещи, со стен — фотографии, мои и тети, машинка швейная, а на ее месте теперь стояла детская кроватка с голубым балдахином. Вместо круглого стола у стены появился комод с откидной крышкой для пеленания. Сама смотрела такие в магазине и думала купить, когда появится малыш.

Я приблизилась к кроватке, заглянула в нее и увидела младенца, лицо которого покраснело и сморщилось от крика. Так на Эдика в детстве похож. Те же пухлые щечки, чуть вздернутый носик. Защемило сердце.

Руки сами потянулись взять ребенка, но у меня не было тела, я могла лишь наблюдать. Открылась дверь и вошел заспанный сын. Волосы взлохмачены, в одних трусах, зевая… Точно он только встал. Взглядом жадно пробежала по его фигуре, отметив, что он похудел и стал сильнее сутулиться.

Пройдя рядом со мной, Эдик наклонился и взял ребенка на руки.

— Что же ты не спишь, Богдан, — пробурчал он и пошел из детской.

Я незримой тенью последовала за ним в зал.

— Люда, — потряс он за плечо спящую жену.

— Отстань, дай поспать, — огрызнулась она, натягивая на голову одеяло.

— Люда, сына покорми! — требовательно произнес Эдик, стягивая с нее одеяло.

— Я сцедила молоко, сам покорми!.. — не открывая глаз и морщась от крика, ответила Люда. — Унеси его, дай поспать!

— Мне на работу вставать, я тоже спать хочу. Дай грудь, быстрее будет, не надо молоко греть.

— Я спать хочу! — завизжала Людочка.

Ребенок от ее крика пуще прежнего зашелся.

— Ты чего орешь, дура! — набросился на нее Эдик, укачивая ребенка.

Раньше он с ней в таком тоне не разговаривал.

— Я день с ним, могу хоть ночью поспать? — соизволила его жена открыть глаза.

— А я работаю, и живем мы на мою зарплату! Хочешь, чтобы меня уволили? Корми давай, — сунул к ней под бок ребенка.

Людочка нехотя спустила лямку рубашки и, обнажив грудь, приложила к ней младенца.

— Иногда мне кажется, что твоя маразматичка специально сдохла, чтобы нам насолить!

— Не смей так говорить о моей матери! — вскинулся сын.

Неожиданно. И даже приятно стало. Ненадолго.

— Если бы ты не пилила меня насчёт квартиры, то она бы была жива. И пенсия её бы капала, и помогала бы нам с ребёнком, и на похороны тратиться не пришлось бы.

— Закопал бы в лесу и всё, — пренебрежительно фыркнула Людочка, дёрнув плечом.

От движения сосок выскользнул изо рта младенца и тот обиженно запищал. Та раздражённо сунула его обратно и ребёнок зачмокал.

Мне стало понятно, от кого Эдик наслушался про лес, когда кричал мне в пылу ссоры, что закопает как собаку. В душе поднялась горечь и тени словно сгустились, надвигаясь из углов к кровати и стоящему сыну.