Все по-настоящему - Юлия Резник (2020)

— Еще немного, и мы заживем одной большой дружной семьей, — кривлю губы в невеселой улыбке.

— Разве ты не этого хотел? — тихо замечает Сашка. Я застываю посреди холла и оглядываюсь на него через плечо:

— Угу. Лет двадцать назад. Когда он нам еще был нужен.

— Отец очень изменился в последнее время, Клим. Ты просто не хочешь этого замечать.

— Он всегда становится душкой, когда ему от нас что-нибудь надо. Наверное, опять влез в долги. В любом случае — скоро узнаем. Как говорится, не переключайтесь.

Сашка еще пытается мне что-то втолковать, но у меня нет сил это слушать. Я захожу в кухню, подхожу к колдующей у плиты Татке и прячу лицо у нее в волосах. И день сразу же становится лучше. Не знаю, как это работает — но факт налицо. Она немного смещается, откладывает лопатку и крепко-крепко обнимает меня в ответ.

— Господи боже, ну, надо же. А я всегда знала, что из вас выйдет идеальная пара, — как сквозь вату до нас доносится взволнованный голос Киры.

— Так-так… Отойдите от плиты — и обнимайтесь, сколько будет душе угодно, — командует отец, оттесняя нас в сторону. Я тут же вскидываюсь:

— Не знал, что ты умеешь готовить.

— Ты много обо мне не знаешь, — улыбается тот.

Ага. Не знаю. И знать не хочу. Вслух я ничего не говорю, но, думаю, это и без слов понятно.

— Уже почти все готово, — пытается смягчить ситуацию Тата и протягивает мне корзиночку с хлебом, — ставь на стол. Саш, доставай бокалы! Ника, а ты тоже не стой без дела. Вот, раскладывай по тарелкам…

Чего-чего, а организаторских способностей в моей жене с избытком. Уже через пять минут мы садимся за стол. Разливаем шампанское. Отец первым кричит это досадное «горько». Сашка с Кирой переглядываются и, посмеиваясь друг над другом и над ситуацией, в которой оказались, коротко целуются в губы. И синхронно поворачиваются к нам с Татой.

— Что? — застываю с занесенной ко рту вилкой с наколотой отбивной.

— Горько! — шевелит бровями Сашка. Приборы Татки звякают о край тарелки.

— Да это же… шутка была. Не по-настоящему…

Вот еще! Что она себе надумала, пока меня не было? Решила, раз отец меня раскусил, то и она мне не нужна больше?

— Шутка? — переспрашиваю я. — Не по-настоящему?!

Не знаю, какой бес в меня вселяется. Я одним стремительным движением заставляю Татку подняться и усаживаю себе на колени. А потом целую ее под громкое улюлюканье родных, ведущих отсчет происходящему. Один… Два… Три… Двадцать! Двадцать пять! Она сначала протестует, но потом сдается. Зарывается пальцами в мои отросшие волосы и дает волю моему языку. Когда все заканчивается, я заведен так, что это становится проблемой. Вокруг звучат аплодисменты и свист. Татка страшно смущается. Прикладывает ладони к горящим щекам, возвращается на свое место.

— Не пойму… Мы чью роспись собрались отмечать? По-моему, это вы сегодня расписались. Эй, Кира, ты что плачешь?!

— Угу… Это так трогательно! Ну, ты и… Клим! Я так за тебя счастлива… То есть за вас…

А если счастлива, то почему ревет? Протягиваю невестке салфетку, а сам кошусь на довольного, как слон, брата.

— Гормоны, — разводит руками тот, — что с них, беременных, взять?

Похоже, я единственный, до кого так долго доходят его слова. Отец бросается к Сашке с объятиями. И даже Ника бормочет какие-то нескладные поздравления. А я все перевариваю полученную информацию.

— Ну, наконец, я буду нянчить внуков! — сияет улыбкой отец, похлопывая Сашку по спине.

— Ты даже детей не нянчил, — завожусь с пол-оборота. Тут же на мою ладонь ложится Таткина рука и с намеком сжимает. Да знаю я! Знаю… Не лучшее сейчас время для выяснения отношений, но мне так трудно сдержаться и не вспомнить отцу свои детские обиды.