О, а я уж было думал, Татка не вспомнит о таком позорном факте моей биографии, как женитьба… Да-да. Имеется за мной такой грешок. Мне было тридцать. Сашка, которого я воспитывал едва ли не с самого рождения, после поступления в универ ушел с головой в учебу и само собой вышло, что отдалился. Дела на фирме ни шатко ни валко двигались в гору. В кои веки мне выпала возможность перевести дух и осмотреться. Взглянуть на свою жизнь со стороны. Вот тогда-то я и понял, как на самом деле одинок. Ни родни, ни друзей, ни любимой женщины рядом. И оказалось, что в одиночестве нет ничего хорошего, это потом я к нему привык и даже обнаружил некоторые прелести такой жизни, но в тот момент я был готов бежать от него на край света. И когда Алина, девушка, с которой я на тот момент встречался, сообщила мне, что беременна, я без всяких раздумий сделал ей предложение.

— Спасибо! — благодарит администратора Татка на немецком и забирает у него ключ-карту. Возвращаюсь в реальность. Трясу головой. Интересно, она еще ждет моего ответа?

— Нам туда, — видя Таткино затруднение, киваю в сторону лифтов. Я уже несколько раз останавливался в этой гостинице и неплохо в ней ориентируюсь.

— Если хотим успеть к Шульманам — нужно поторопиться, — озвучивает очевидное Тата и, больше на меня не глядя, шагает к лифтам. Выдержав паузу, плетусь вслед за ней. Дистанция позволяет мне без зазрения совести облизывать взглядом изгибы ее фигуры и плавно покачивающиеся при ходьбе бедра. И это все… это все могло достаться гребаному колбаснику!

Тата жмет на кнопку вызова лифта и, резко обернувшись, ловит мой жадный взгляд.

— Ну, и как?

— Что как? — поднимаюсь выше.

— Как тебе увиденное?

— Более чем.

Двери лифта раздвигаются, мы выпускаем народ и проходим в пустую кабину. Кладу руку на Таткину узкую талию, будто случайно съезжаю вниз по крутому бедру.

— Что ты делаешь? — шипит та.

— То, что давно хотелось. Так ты мне расскажешь о Шульмане младшем?

— А что ты хочешь узнать?

— Ну, например, стоит ли мне тебя ревновать?

Вконец обнаглев, кладу ладонь на упругую ягодицу и легонько сжимаю пальцы. С губ Татки срывается испуганный смешок, она бьет меня по руке и отходит в сторону, чтобы, томно взмахнув ресницами, бросить мне игривое:

— Ты вне конкуренции, милый.

Зря она думает, что такой ответ меня удовлетворит. Ставки высоки, как никогда.

— Но все же… почему у вас не сложилось? И вообще… Ты ведь красивая умная женщина. Как так вышло, что ты до сих пор одна?

— А я одна? — озадачивает меня Тата вопросом, прежде чем лифт останавливается, и мы вновь замолкаем.

— Нет, уже нет. Но… как так вышло?

Притормаживаем у номера, скрещиваем взгляды. В тусклом свете гостиничного коридора ее обычно светлые глаза кажутся двумя черными бездонными колодцами.

— Все та же безответная любовь. Помнишь? Я тебе говорила…

Тата облизывает губы, нервно улыбается, достает ключ-карту из картонного конверта и прикладывает к замку, пока я медленно перевариваю полученную информацию. Заходим в номер.

— И сколько же это все длится? — интересуюсь, озираясь по сторонам, как будто впервые вижу эти интерьеры.

— Что именно?

— Твоя безответная любовь!

Не понимаю, почему меня это так заботит. Вероятно, я вижу в этом угрозу тому, что уже считаю своим. Неожиданно для себя понимаю, что Тата занимает в моей жизни удивительно много места. Всего за каких-то несколько дней она становится мне по-настоящему близкой. Моей бывшей жене, кстати, это не удалось и за год.

— О, очень долго. Не бери в голову… Сейчас это уже не имеет значения.

— Почему? — хмурюсь все сильней я.