Железный крест - Камилла Лэкберг (2011)

Аксель присел на постель рядом с большим чемоданом. В детстве это была его комната, но он многое здесь поменял. Моделям аэропланов и журналов с комиксами вряд ли было место в комнате взрослого, занятого серьезной работой мужчины. Интересно, вернется ли он сюда когда-нибудь… Последние недели дались ему нелегко, лучше бы не возвращаться, но почему-то у него было чувство, что это его долг — вернуться.

Он встал и пошел в спальню Эрика — последнюю комнату в длинном коридоре на втором этаже. Присел на кровать брата и невольно улыбнулся. Спальня была набита книгами — а как же иначе? Полки прогибались под тяжестью книг, мало этого, книги лежали штабелями и на полу. Ко многим были прилеплены цветные листочки. Эрик… ему никогда не надоедали его книги, факты, даты и та виртуальная действительность, которая в них заключалась. В каком-то смысле ему было легче жить. Эту действительность можно было прочитать — черным по белому. Никаких серых зон, никаких ускользающих то ли фактов, то ли обманок, никакой моральной двусмысленности — ничего из того, с чем Аксель сталкивался ежедневно. Конкретные факты. Битва при Гастингсе — 1066 год. Наполеон умер в 1821 году. Капитуляция Германии — 9 мая 1945 года. Аксель взял книгу, так и оставшуюся лежать на кровати, — видимо, последнюю, которую Эрик читал. Толстенный том о восстановлении Германии после войны. Эрик знал про это все. Шестьдесят лет жизни он посвятил изучению войны и ее последствий. А главным образом — изучению самого себя. Жизнь Акселя, жизнь самого Эрика — холодный и на первый взгляд сухой анализ. Но Аксель-то знал, скольких эмоциональных кризисов это стоило брату, какие страсти кипели за его сухими выкладками…

Он вытер неожиданно набежавшую слезу. Здесь, в мире Эрика, все было не так прозрачно и ясно, как ему, Акселю, того бы хотелось. Вся жизнь Акселя была построена на отрицании двусмысленности. Он выстроил жизнь вокруг двух понятий — «правильно» и «неправильно». Он исходил из того, что имеет право и может указать, к каком лагерю принадлежит тот или иной человек: к «правильному» или к «неправильному». Может быть, у него и было такое право, но теперь он понимал, что именно Эрик, уединившийся в своем бесшумном книжном мире, знал о том, что правильно, а что неправильно, гораздо больше, чем он, старший брат.

Теперь Аксель понимал. А скорее всего, понимал это всегда. И чувствовал, что попытки выйти из серой зоны между добром и злом для его брата гораздо трудней, чем для него самого.

Но Эрик боролся. Почти шестьдесят лет Аксель возвращался из поездок и рассказывал брату о своих подвигах и о подвигах товарищей — во имя торжества добра. Он убеждал Эрика, что они и есть те, кто сражается за победу справедливости. Эрик молча слушал. Иногда бросал на него характерный взгляд — то ли любовный, то ли сочувствующий. Он не хотел разрушать убежденность Акселя. И только сейчас Аксель осознал, что в глубине души всегда знал: он обманывал не Эрика. Он обманывал самого себя.

И в этой лжи он должен жить дальше. Назад — к тяжелой, выматывающей работе, которая должна продолжаться, чего бы это ни стоило. Не снижать темпа — скоро уже не останется в мире тех, кто помнит, и тех, кто заслужил наказание. Скоро останутся только учебники истории, в которых можно будет прочитать свидетельства о том, что было. Все зависит от того, кем будут написаны эти учебники…

Он встал, оглядел последний раз комнату и тихо вышел. Много еще надо упаковать.

Она уже очень давно не была на могиле родителей матери. Аксель, хоть и не прямо, напомнил ей об этом, и она решила по дороге домой зайти на кладбище. Эрика открыла калитку, и под ногами сразу захрустел мелкий, тщательно отсортированный гравий.