Теория зла - Донато Карризи (2019)

Когда они вышли из машины, порыв жгучего ветра налетел и помчался прочь. В садике перед скромным одноэтажным жилищем резвились трое детишек – два мальчика и девчушка. Заметив посторонних, они бросили игру. Лица всех троих были усеяны мелкими красными пятнышками.

– Ваша мама дома? – спросил Бериш, выпуская Хича из машины.

Троица не отвечала, тут же уставившись на ховаварта.

В этот момент в дверях дома показалась женщина с двухлетним ребенком на руках: тот подозрительно оглядел чужих. Но потом тоже улыбнулся псу.

– Добрый день, – проговорила женщина.

– День добрый, – ответил Бериш с такой же сердечностью. – Госпожа Робертсон?

– Да, это я.

Тут агенты зашагали по дорожке, стараясь не наступить на разбросанные повсюду игрушки и не опрокинуть трехколесный велосипед, потом по ступенькам взошли на террасу.

– Мы из Управления федеральной полиции. – Подойдя к двери, спецагент вынул из коричневого конверта единственный содержавшийся там листок и, держа его двумя пальцами, показал женщине. – Узнаете это заявление?

– Да, – отвечала госпожа Робертсон, немного растерянная. – Но я больше не имела никаких вестей.

Бериш обменялся с Милой быстрым взглядом, потом снова повернулся к хозяйке дома:

– Мы можем войти?

Чуть позже Хич резвился в садике со старшими детьми госпожи Робертсон, а агенты сидели в гостиной.

Ковер у них под ногами был усеян деталями конструкторов и пазлов. На обеденном столе стояла полная корзина неглаженого белья. Грязная тарелка примостилась на подлокотнике кресла.

– Извините за беспорядок, – сказала хозяйка дома, усаживая в манежик ребенка, которого держала на руках. – Невозможно за всем уследить, когда пятеро детишек подрастают.

Она уже объяснила, что старшие не пошли в школу, потому что заразились краснухой. Предпоследний сегодня тоже остался с ней, потому что и в яслях опасаются инфекции. А самый маленький, трехмесячный, спит в колыбельке на крыльце.

– Ничего страшного, – сказала Мила. – Это мы свалились как снег на голову, без предупреждения.

Камилле Робертсон было слегка за тридцать, она была маленькая, но крепкая – сильные руки плотно обтягивала желтая блузка, на груди тонкая цепочка с серебряным крестиком. Коротко стриженные каштановые волосы, светлая кожа, ясные глаза, голубизну которых подчеркивал яркий румянец на щеках. В общем, она производила впечатление мамочки, погруженной в заботы, но счастливой.

– Мой муж – пастор Робертсон, он служит в баптистском храме здесь, на углу, – сочла нужным пояснить женщина и присела в кресло, предварительно убрав грязную тарелку. – Отправляет панихиду по нашему собрату, которого мы лишились вчера; я, вообще-то, должна была бы сейчас быть вместе с мужем.

– Примите наши соболезнования по поводу кончины вашего друга, – вмешался Бериш.

– К чему соболезновать: он сейчас в руках Господа.

Дом был обставлен просто, украшали его только семейные фотографии в рамках и картины, изображавшие Иисуса, Деву Марию и Тайную вечерю. Миле подумалось, что они здесь вывешены не ради показного благочестия, а как дань глубокой религиозности, которой проникнута вся жизнь этой семьи.

– Могу я чем-нибудь вас угостить? – спросила женщина.

– Не беспокойтесь, госпожа Робертсон, – отвечал Бериш.

– Камилла, – поправила она.

– Хорошо, как вам угодно… Камилла.

– Принести кофе? Это займет минуту.

– Нет, серьезно, мы очень спешим, – пытался остановить ее спецагент.

Но женщина уже вскочила и побежала на кухню.

Им пришлось подождать несколько минут, под пристальным взглядом сидевшего в манежике двухлетнего малыша. Камилла вернулась с подносом, на котором дымились две чашки: она тут же поставила их перед гостями.

– Вы не могли бы рассказать нам, в связи с чем было написано это заявление? – спросила Мила, чтобы не затягивать визит.