Призрак в кривом зеркале - Елена Михалкова (2009)

– Неплохо было бы узнать, от чего она лечилась…. – задумчиво проговорил Илюшин.

– Не требуй невозможного. Конечно, это можно сделать, но затраты будут слишком велики… Макар, неужели ты настолько глубоко влез в это дело?

– Я сам не пойму, насколько влез и чего можно ожидать, – признался Илюшин. – Но пока мне совершенно не ясна подоплека всех происходящих здесь событий. А пару явлений я и вовсе не могу объяснить.

– Каких, например? – заинтересовался Сергей и тут же добавил: – Подожди, не отвечай. Где ты сейчас находишься?

– В комнате.

Бабкин помолчал немного, затем осторожно сказал:

– Ты уверен, что в номере нет простенького подслушивающего устройства? Может, продолжим разговор, когда ты выйдешь на улицу?

– Не имеет смысла. Если кто-то хочет узнать, чем я здесь занимаюсь, пусть узнает. Возможно, это даже будет мне на руку.

– Ну, тебе виднее, – не стал спорить Бабкин. – Так о чем мы говорили? О том, что есть явления, которых ты не можешь объяснить. Что это значит?

– Что-то вроде слуховых галлюцинаций, – неохотно признался Макар.

– Тех звуков, которые ты слышал ночью?

– И это тоже. Но для дыхания я нашел объяснение – точнее, ты его нашел. Кое-чему другому найти не могу.

– Макар, ты сам рассказывал, что дом старый… – осторожно напомнил Сергей, слыша по голосу Илюшина, что тот не на шутку раздражен. – Там могут быть такие особенности конструкции… Не слишком ли большое значение ты придаешь тому, что называешь слуховыми галлюцинациями?

Илюшин поморщился, но деваться было некуда.

– Не только слуховыми.

– В смысле? Подожди… Ты хочешь сказать… Черт возьми, Макар, почему я все тащу из тебя клещами?! Объясни, в конце концов, что там у тебя происходит?

Поколебавшись, Илюшин кратко описал события последних дней. Вердикт внимательно выслушавшего его Бабкина был прост:

– Все, что ты описываешь, – банальный розыгрыш. Макар, ты ведь не хуже меня понимаешь, как несложно при желании изобразить все эти… спецэффекты. Нужно лишь выяснить, кому понадобилось тебя разыгрывать.

– Да знаю я, что это либо розыгрыш, либо случайность….

– Тогда чему ты не можешь найти объяснение?

Прижатому к стенке Илюшину пришлось признаться, что ничему.

– Должно быть, от этого мне и лезет в голову всякая ерунда и чертовщина, – нехотя сказал он. – У меня было предположение, что эмигрировала не Роза, а Эльвира, но здесь никак не могло обойтись без участия детей, а это я исключаю.

– Почему?

– Потому что в девяностом году старшей девочке было около девяти. Остальные младше ее всего на несколько лет. Все они были слишком маленькими для того, чтобы быть соучастниками преступления, если таковое имело место, но слишком большими, чтобы оно могло пройти мимо них незамеченным. Я бы еще мог поверить в то, что трехлетний ребенок не заметит подмены собственной матери, но шестилетний… Нет, это ерунда.

– А что навело тебя на мысль, будто могла иметь место подмена?

– Объективно – ничего. Кое-какие смутные ощущения. Но, кроме них, у меня нет ничего серьезного.

Сергей подумал, посопел в трубку и предложил:

– Мне приехать?

– Нет, пока не надо. Допускаю, что мне все же придется связаться с местной милицией, но это крайний вариант. Если она сама раньше не захочет со мной пообщаться.

Он невесело усмехнулся, вспомнив Никиту Борзых и его подругу.

– Ты о чем? – насторожился Бабкин.

– Потом расскажу. Не телефонный разговор.

– Макар, ты сам на себя не похож, – откровенно сказал Сергей. – Уверен, что мне не нужно приехать?

– Пока – да. И, раз уж с Розой Леоновной ничего не получилось, найди мне координаты еще одного человека. Зовут его Антон Соколов, хирург, ему сейчас должно быть чуть больше пятидесяти лет. Проживает в Анненске – или, во всяком случае, жил там в девяностом году.