– Сам в шоке. Только, Стас, данная гипотеза действительно все объясняет.

– Угу. Откиньте все невозможное – и вы получите невероятное.

– Вроде Шерлок Холмс как-то иначе выражался.

– Суть я уловил.

Гарафеев осторожно глотнул чаю и, поняв, что тот не горячий, сразу выпил залпом полстакана.

– Нет, я не говорю, что от кишечной инфекции невозможно умереть, – продолжал он в запальчивости, – но для этого нужны мощные усугубляющие факторы. Или такая дико патогенная сальмонелла, что выкосила бы пол-лагеря…

– А ты кровожадный.

– Работа такая. Короче, или так, или ребенок и без того был не жилец.

Стас нахмурился. Если бы старший сын Тиходольских был серьезно болен, то весь поселок об этом бы знал. О таком всегда всем известно.

– Конечно, надо искать историю несчастного парнишки и анализировать, но случай его матери укладывается в отравление таллием как нельзя лучше. Понимаешь? Вот двадцать лет не давал мне покоя этот случай, я уж и так прикидывал, и эдак, а теперь все объяснилось. Я понимаю, что задача решена, другого варианта просто нет.

– Почему это?

– Потому что я не дурак и за двадцать лет размышлений обязательно нашел бы разгадку этой смерти, если бы она была не криминальной. Все-таки у меня и опыт за это время появился, и читал я много, и случай этот все время подспудно держал в голове.

Стас кивнул и буркнул, что верит. Хоть он был не врач, а простой рабочий, но тоже на заре практики были ошибки, которые он смог осознать только с опытом.

Опыт, да… Все-таки сначала должен появиться «просвещенья дух», потом «опыт, сын ошибок трудных», и только на третьем этапе «гений – парадоксов друг». Ну и «случай, бог изобретатель», куда ж без него, хоть в заставке «Очевидное – невероятное» о нем упомянуть как бы забыли. Типа советские ученые такие, что не нужно им милостей от бога, сидят и сами до всего доходят.

Тут он заметил, что задумался, а Гарафеев тем временем что-то ему объясняет.

– Кому понадобилось травить ребенка и женщину? – горячился Игорь Иванович. – От смерти парнишки никому никакой выгоды, это ясно, ну а жена, когда погибла, сидела в декрете. Кому она могла помешать, кроме мужа? Наследство? Опять-таки все получают муж и ребенок, и пока они живы, у других людей материального интереса нет. Потом подмешать яд в еду, если ты не живешь в доме, тоже не так просто, как кажется.

– А ты пробовал, что ли?

Гарафеев фыркнул.

– Взять хоть нас с тобой, – усмехнулся Стас, – пока ты выйдешь в туалет, я успею тебе в чай подмешать что угодно.

– Но я пока не хочу.

– А если бы в пивняк пошли, так захотел бы. Кстати, пошли?

– Пошли. Стас, нация спивается, конечно, только пока, слава богу, десятилетние дети и молодые матери не являются у нас завсегдатаями пивнух. Они обычно питаются дома, а как ты подберешься к продуктам, если ты не член семьи?

Стас пожал плечами.

– Да, конечно, можно выкрасть ключи или нанять взломщика и, тайно проникнув в квартиру, подмешать отраву в пищу. Задача облегчается тем, что таллий не имеет ни вкуса, ни запаха, поэтому им можно приправить любой продукт, и жертва ничего не заметит.

– Вот видишь.

– Но зачем столько хлопотать ради простой домохозяйки?

– Да пес его знает.

Не тронув пышек, приятели вышли на улицу и зашагали к такому же полуподвалу, только с изображением пивной кружки.

– Я думаю, что ребенок стал случайной жертвой, съев или выпив то, что предназначалось матери, а потом Тиходольский все же довел дело до конца.

Стас отмахнулся, все еще не веря, точнее, не желая верить, что такие вещи возможны в той самой обычной жизни, в которой живет он сам.