Пандемия - Франк Тилье (2016)

Поляк пронзил его ледяным взглядом, словно догадался, что Шарко не говорит ему всей правды. Французский полицейский счел нужным оправдаться:

– Мы знаем только, что за этими убийствами стоит он и что тот, кто одевается птицей, работает на него, он его подручный. Также нам известно, что этот ряженый с неким заданием был у вас в Польше. Его мотивацию мы и должны понять, чтобы продвинуться в расследовании.

– Вы описываете мне этого Человека в черном как настоящую фигуру Зла. Можно подумать, что… вы и впрямь верите в ад, в эти три круга.

Шарко протянул ему другие снимки, хорошего качества, на которых была видна испанская клиника и ее главный врач, на сей раз без Человека в черном.

– Журналист, нашедший эти фотографии, которые вы держите в руках, раздобыл и негативы… Из всей серии только та, на которой фигурирует Человек в черном, расплывчатая.

Крущек сощурил глаза:

– Дефект пленки? Проблема с фотоаппаратом в этот момент? Плохая настройка?

– Возможно, но согласитесь, что это очень странно. Из всех свидетельств, которые нам удалось получить, никто не помнит точно этого человека, да и толком его никто не видел. Те, кто приближался к нему или его знал, мертвы. Мы искали, но так и не нашли следов.

Шарко забрал расплывчатую фотографию. Пристально всмотрелся в нее.

– Но Человек в черном существует, эта фотография тому доказательство. Его имя на устах у людей, никак между собой не связанных, и уже много лет. Людей, причастных к коррупции, убийствам, похищениям. Но вернемся к нашему делу: он связывается со своими исполнителями посредством подпольной веб-сети Darknet. Вы ее знаете?

Поляк кивнул.

– Он блуждает в глубинах, – продолжал Шарко, – его питательная среда – все самое нездоровое. Вы говорите о фигуре Зла. Но я, после двадцати с лишним лет в уголовке, могу вам сказать, что он и есть Зло. Не черт с рогами и копытами, а вполне реальный человек, который стремится растлевать и разрушать. Убивать по максимуму, используя слабости нашего общества.

От собственных слов у него мурашки побежали по коже. Он отбросил фотографию, как будто от нее исходила пагубная аура. Потом убрал ее в папку и закрыл клапан. Ему было не по себе.

– У меня все. Теперь ваша очередь.

Крущек открыл папку, показавшуюся Шарко очень тощей. Он подвинул на середину стола фотографию посредственного качества. На ней была запечатлена семья, позирующая перед старым желтоватым фасадом.

– Это Юзьвяки. Вот Димитри, Томаш и Стефан, трое детей: пять, семь и десять лет. Мать звали Текла, отца Фридерик. Эта семья всегда жила в Бышкове, как и их родители и деды. Они продавали овощи со своего поля – в основном картофель – и домашнюю птицу… Мелкие фермеры без гроша в кармане, с трудом перебивающиеся, каких много в этих местах.

Он подвинул к Шарко снимки места преступления.

– Десятого октября один житель деревни, заглянув к ним в дом, нашел их лежащими вот так, в ряд, родители по краям, дети в середине. Целая семья, единая в смерти. Юзьвяки были очень верующими, однако все христианские кресты на стенах были перевернуты. Вы уже знаете, что это значит, я полагаю?

Шарко кивнул. Поляк машинально крутил обручальное кольцо на пальце.

– Мы отправили тела в Познань на вскрытие. По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть наступила три или четыре дня назад. Мы думаем, что убийца напал сначала на родителей, пронзив им грудь длинным и острым изогнутым инструментом. Потом на детей.

– Почему вы считаете, что он действовал именно в таком порядке?

– Родители спали внизу, там, где были найдены все тела. Дети были на втором этаже. Мы нашли кровь на лестнице и сделали анализ. Там была кровь родителей, которая, очевидно, стекала с его оружия, когда он поднимался, и кровь детей: он спускался с их трупами на руках. Это единственно возможная схема.

Он показал на мертвые тела, на обширные красные раны.