Маскарад со смертью - Иван Любенко (2013)

– С вашего разрешения, господа, позволю немного пофантазировать, – рассматривая крышку стола, начал полицмейстер. – Давайте на минуту представим, что Доршт и есть убийца, спланировавший все именно так, как только что было сказано. Естественно, в таком случае вряд ли кому придет в голову его подозревать… А если он как раз на это и рассчитывал? А почему нет? Я думаю, что потребность в его допросе имеется. Однако для дела будет лучше, если это произойдет неожиданно, скажем так, часика в четыре утра и непременно у него дома, на глазах перепуганной жены и детей! Глядишь, от волнения и страху сболтнет что-нибудь лишнее. А если окажется, что он ни при чем, – извиниться никогда не поздно. Но все-таки надобно уликой этой перед лицом ему повертеть и кутузкой попугать, – улыбнулся в усы Фен-Раевский. – Тут, господин Каширин, вам и карты в руки. Да только не перестарайтесь. Помню, как в прошлом году вы заезжего костромского купца в холодной камере догола раздели и сторожевыми псами всю ночь травили. А позже следователь выяснил, что жулики опоили бедолагу сонными травами и к ограблению своего кума задержанный негоциант никакого отношения не имел, но после знакомства с вами навсегда сделался заикой. Так что смотрите у меня, не переусердствуйте с Дорштом, а то, чего доброго, нагоните страху и немца удар хватит. С кем же тогда мне пулечку в преферанс расписывать? – хихикнул начальник и шутливо погрозил пальцем.

– Не сомневайтесь, ваше благородие, все сделаю в наилучшем виде, – охваченный показным рвением, вытянулся чиновник.

– А разговорчик-то с финансистом не откладывайте и чуть свет наведайтесь… Ну вот, на том и остановимся. Все свободны, господа.

II

«Большие города отличаются от провинциальных не только наличием театра, синематографа, самодвижущихся автоколясок или многочисленных выставок. В них нравы жестче и человеческое зло выплескивается наружу, как помои на мостовую. Если в уезде богобоязненный народ живет по общинным устоям, страшась людского порицания, то в крупном городе грань между добром и злом размыта и точной строгости лишена. Вековая оторванность горожан от земли и отрицание христианских традиций может привести человечество к гибели. И что произойдет, если лет через сто, допустим году в 2007, просвещенные и образованные люди перестанут ходить в церковь и уважать святую слабость больных стариков? Хочется верить, что Россию сей кошмар обязательно минует… Но ведь свежи еще в памяти трагические дни беспорядков пятого года, когда повально грабили магазины и бушующая как шторм толпа с наслаждением рвала на части тела захваченных городовых. К сожалению, русская православная церковь и консервативное самодержавное государство недосягаемо отстали от жизни и так слепо верят в свою непогрешимость, что не замечают появления новой опасной сорняковой поросли – разного рода анархистов и социал-демократов – тех, кто по собственному миропониманию не может следовать гуманным и человеколюбивым принципам. Август, 31 дня, 1907 года».

Ардашев положил перо на подставку письменного прибора и, откинувшись в кресле, закрыл глаза. Много лет он не имел права доверять мысли бумаге и часто представлял, как однажды он соберется и напишет все то, что накопилось у него в душе за долгие годы и покоилось внутри неподъемным грузом, мешая иногда дышать полной грудью.

В бессонницу думается лучше. Ночью тишину нарушает лишь легкое шипение фитиля фотогеновой лампы да трескотня сверчка, поселившегося за бесполезной летом печкой. Письменный малахитовый прибор, пресс-папье, подсвечник, еще не тронутые пером белые листы бумаги, сложенные аккуратной стопкой, – все настраивало на определенный рабочий лад, когда хочется класть на нежную поверхность чистого листа первые буквы, лепить из них слова и выкладывать целые предложения.