Волчья река - Рэйчел Кейн (2019)

Ланни сердито фыркает и резко поворачивается на бок, спиной ко мне. Я закрываю дверь и спрашиваю ее:

– Ты не хочешь поговорить об этом со мной?

– Зачем? Тебе наплевать.

– Ты знаешь, что это неправда, солнышко.

Она тихо всхлипывает, и я притворяюсь, будто не слышу этого. Мое сердце болит за нее, но в то же время я понимаю, что она должна пройти через это. Нарастить броню, необходимую, чтобы защититься от следующего удара, и следующего…

Когда я ложусь на кровать рядом с ней, она поворачивается и прижимается ко мне, и я глажу ее по волосам и говорю, что все будет хорошо, и Ланни плачет, словно ребенок, разбивший коленку. Наконец она всхлипывает в последний раз, и я спрашиваю:

– Ты разговаривала с Далией сегодня?

– Нет, – говорит она. – Не совсем. Она просто позвонила мне – не по «Скайпу», как обещала, а теперь… теперь она даже не сможет ничего написать мне. Ее мама… ее мама не хочет, чтобы я была рядом с Далией. – С трудом сглатывает. – Это потому, что она не хочет, чтобы Далия была лесбиянкой?

– Не знаю, – говорю я ей. – Может быть. Но, может быть, это не имеет к тебе никакого отношения. Может быть, это из-за меня и этого документального фильма. И если это так, мне очень, очень жаль, Ланни. И я сделаю все, что смогу, чтобы изменить это к лучшему, ладно?

Она сглатывает слезы, кивает и минуту спустя бормочет что-то, чего я не улавливаю. Я переспрашиваю ее, и она говорит уже отчетливее:

– Как я могла когда-то любить своего отца? Что со мной не так? Как я могла это делать?

Я крепче обнимаю ее.

– Он был твоим отцом. Мы все любили его… по крайней мере некоторое время. Тьма у него внутри принадлежала только ему, и нам неоткуда было знать, что она там есть. С тобой всё так. Понимаешь?

– Понимаю. – Ланни встает и идет в ванную. Я слышу, как она сморкается, умывается, а когда возвращается, вид у нее уже более уверенный. – Извини.

– Всё в порядке. Мне жаль, что ситуация сейчас не очень хорошая. Хотела бы я знать, как ее исправить.

Дочь испускает длинный, прерывистый вздох.

– Мне нужно что-то сделать, чтобы от этого отвлечься. Можно я пойду с тобой? Я не хочу оставаться здесь.

– Нет, Ланни. Я собираюсь посетить тюрьму.

Она вскидывается:

– Ты имеешь в виду – повидать Веру Крокетт?

Я жалею, что вообще сказала об этом.

– Да. Но…

– Я могу помочь!

– Нет, солнышко, извини. Я не думаю, что тебе разрешат.

– Но я могу быть твоей ассистенткой! Я могу делать заметки и все такое.

– Нет, – говорю я ей твердо.

– Серьезно? Серьезно? Теперь ты просто велишь мне сидеть здесь и ждать, словно… словно я еще ребенок! Вроде Коннора. Ви – моя ровесница, мама! И ей нужна помощь. Я хочу помочь!

– И сможешь помочь, – говорю я. – Обещаю. Но не…

– Я иду с тобой, – прерывает меня Ланни. – И это не обсуждается.

Вздрогнув, я понимаю, что мне знаком этот тон. Именно его я использую, чтобы положить конец спору. Ланни встает с кровати, идет в ванную и закрывает дверь. Я слышу, как течет вода. Она принимает душ.

Потом раздается стук в запертую межкомнатную дверь. Я открываю и вижу Сэма и Коннора, нагруженных едой. Это, конечно, фастфуд – в городе больше ничего нет, кроме одной маленькой столовой, которая, похоже, обслуживает только местных.

Я не намереваюсь брать с собой дочь. Ни за что на свете.

А потом, когда я наполовину съедаю свой гамбургер, звонит мой телефон, и я отхожу в сторону, чтобы ответить на звонок Гектора Спаркса.

– Я договорился о беседе, – говорит он мне. – Детектив Фэйруэзер был не очень доволен, но я считаю это хорошей идеей. Ви с большей вероятностью даст нам какие-либо сведения, если будет чувствовать себя комфортно, – а с вами ей, похоже, более комфортно.

Я делаю вдох и прежде, чем успеваю подумать как следует – и передумать, – выпаливаю:

– Со мной будет моя дочь.

– Ваша дочь?