Час расплаты - Луиза Пенни (2018)

Бовуар все еще пребывал в недоумении, но один ответ возник на периферии его сознания. Некая аномалия. Не мысль, а чудовище. Оно пряталось, перебегало за границами его разума.

А после следующих слов мадам Колдбрук оно пересекло границу и впилось прямо ему в разум.

«Только револьвер и можно использовать. Барабан должен вращаться, чтобы игра получилась. Вы думаете, он умер играя?»

Игра.

Кровь отхлынула от конечностей Бовуара так быстро, что он чуть не выронил трубку.

Игра.

Теперь они знали, зачем Ледюку понадобился револьвер.

В свете единственной лампы в кухне Жан Ги смотрел на своего тестя.

Гамаш сидел, уставившись в пол и слегка покачивая головой.

– Вы не могли знать, patron. Должно быть, это продолжалось долгие годы.

Он тут же пожалел о своих последних словах.

Гамаш поморщился, как от боли, поднял голову и посмотрел Жану Ги в глаза.

– Ты можешь себе представить? – спросил он. – Их ужас? И никто ничего не сделал, чтобы остановить это. Я ничего не сделал, чтобы остановить это.

– Вы не знали.

– Я мог его уволить. Должен был его уволить. Я оставил его, чтобы приглядывать за ним, пока не соберу больше информации о его преступлениях. Я смотрел в одном направлении и упустил худшее из того, что делал Ледюк.

– Никто этого не видел.

– Нет-нет, кое-кто видел, – сказал Гамаш, захлебываясь от гнева.

Он сумел обуздать его, но ярость продолжала клокотать в нем.

– Вы правы, – сказал Жан Ги. – Кое-кто знал о том, что происходит. Он приставил револьвер к виску Ледюка и выстрелил.

На лице Гамаша появилось удивительное выражение. Примитивное, первобытное, дикое мгновение удовлетворения. И исчезло.

– Это и было мотивом?

– Oui, – сказал Гамаш. – Я так думаю.

Мадам Колдбрук спросила, не умер ли Ледюк во время игры. Нет. Он не играл. Никогда. И все же игра убила его. Он был убит. Казнен. Не во время игры, но благодаря ей.

– Тот, кто его убил, хотел впутать вас, – сказал Бовуар. – Поместив ваши отпечатки на револьвер. Чтобы выглядело так, будто вы его убили. Это сделал Шарпантье, да?

Гамаш посмотрел на кухонные часы. Половина четвертого утра.

– Нам нужно немного поспать, – сказал он. – Нам предстоит трудный день.

Но сон не давался Жану Ги. Он лежал, уставившись в потолок. Гамаш спросил, может ли он представить. Он лежал и пытался представить, что переживали кадеты, и не просто кадеты, а чьи-то дочери и сыновья.

Он представил собственного ребенка в такой ситуации. В ситуации, когда никто и пальцем не пошевелил, чтобы остановить это. Помочь им. И Жан Ги начал понимать то дикое выражение на лице тестя.

А еще он вспомнил кое-что другое. Незаметное движение ноги Гамаша, заталкивающей что-то между стулом и стеной.

Сна все равно не было ни в одном глазу, и Бовуар встал и на цыпочках спустился по лестнице в кухню. Включил свет, нашел коробку, поднял ее и уставился на крышку. На ней были отпечатки пальцев. Один комплект, и только один.

Гамаша.

Бовуар смотрел на коробку из-под обуви. Эта коробка была не из тех, что привезли из исторического общества. Он знал, что это личная коробка, личные материалы.

И в ней находились ответы на многие вопросы.

Бовуар медленно нагнулся и поставил ее на прежнее место.

Он повернулся и чуть не свалился на пол. В дверях стоял Гамаш.

– Разве тебе не говорили, Жан Ги, что, если ты собираешься делать что-то тайное, свет включать не нужно?

– Я пропустил это занятие.

Гамаш улыбнулся и подошел к Жану Ги. Перевел взгляд с человека на коробку на полу, потом снова на человека.

– Merci.

– Я даже не собирался заглядывать внутрь, – сказал Жан Ги. – Извините.

– Non, не за что. Любопытство – качество чисто человеческое. Тебе понадобились сверхчеловеческие усилия, чтобы поставить ее на место. Спасибо, что подумал о моей приватности.