Последний ребенок - Джон Харт (2019)

– Я обнаружил большой ушиб на горле. – Место ушиба, над ключицей, Мур показал на собственном горле. – Пострадали гортань и пищевод. Дыхательный путь подвергся воздействию значительного веса, что привело к полной его закупорке. – Судмедэксперт помолчал. – Так что, детектив, он задохнулся.

– Но Джонни оставил его еще живым. Дышащим и способным говорить.

– Ушиб на горле оставил след. Крайне неясный, заметный лишь под увеличением. Ни для снятия гипсового слепка, ни для сравнения с чем-то он не годится, но тем не менее определенно присутствует.

– След?

Мур болезненно скривился.

– След подошвы.

Хант ощутил холодок на потной шее.

– Кто-то наступил ему на горло. Наступил и стоял, пока Уилсон не умер.

* * *

Отчет Мура сказался на утреннем настроении Ханта. В деле зазвучала нота злобности, особой, ледяной жестокости, в которой проступало что-то личное.

Выбитый из колеи и сердитый, Хант вернулся в дом. Тела унесли, но черный рассвет только прибавил темных красок. В двадцать пять минут седьмого зазвонил телефон. Хант узнал номер – звонил сын – и поежился. Дел навалилось столько, что он и думать о нем забыл.

– Привет, Аллен.

– Ты не пришел.

Хант снова вышел на крыльцо. Посмотрел в серое небо, представил лицо сына.

– Знаю. Извини.

– На завтрак придешь?

Чувство вины только усилилось. Сын старался сделать как лучше, поправить отношения.

– Не могу.

Молчание. Потом…

– Ну конечно.

Хант сжал телефон. Сын ускользал, а он совершенно не представлял, что делать.

– Насчет прошлого вечера…

– Да.

– Я бы тебя не ударил.

Вздох и… связь оборвалась. Черт. Хант опустил телефон в карман и перевел взгляд на зевак. Сейчас они с мрачным интересом смотрели на фургон с телами. Все, кроме одного. Старик в грязной рубашке стоял на рельсах, придерживая одной рукой рваные штаны. Дряблые нижние веки покраснели, левая рука с зажатой в ней сырой сигаретой заметно дрожала. Несколько секунд он смотрел на Ханта, потом поманил скрюченными пальцами.

– Джон. – Йокам высунул голову. – Я сейчас вернусь. – Хант кивнул в сторону старика.

– Поддержка требуется?

– Отвали.

Подняться по песчаной насыпи к рельсам оказалось не так-то просто. Под багровым носом любителя выпить вился дымок, и Хант, подойдя ближе, заметил, что паралич затронул не только руку, но и бо́льшую часть тела. Ростом под шесть футов, с поникшими плечами и слегка кренясь вправо, как будто одна нога у него была короче другой, старик протянул руку. Седые волосы трепал ветер, а голос, когда он заговорил, вызвал у детектива ассоциацию с крекером.

– Можно доллар?

Хант посмотрел на руку. На обратной стороне ладони проступала размытая татуировка.

– Как насчет пятерки?

Старик сам вытащил банкноту из бумажника, сунул себе в карман и, облизав бледные, почти бескровные губы, зыркнул глазами вниз по насыпи с другой стороны рельсов. Проследив за его взглядом, Хант увидел рваный кусок зеленого брезента, засунутый под куст кудзу и почти невидимый. Увидел кучку пустых банок и круг почерневшей земли. Старик был бездомным.

Внезапно в глазах бродяги полыхнул страх. Тревога и напряжение прорубили на впавших щеках новые складки.

– Всё в порядке, – сказал Хант. – Никаких проблем. – Он достал еще одну бумажку. Старик закудахтал, голова его затряслась, в груди захрипело, а закончилось все сухим, надсадным кашлем. Что-то буро-коричневое ударило в сияющий рельс. Хант повернулся и увидел разбросанные под насыпью бутылки. Из-под дешевого вина, пивные на сорок унций[21], и большие, объемом в пинту[22], от недорогого бурбона.

– Видели, что здесь произошло? – спросил Хант, указывая на дом.

Взгляд у старика ушел в сторону, в глазах мелькнул страх. Он отвернулся, но детектив схватил за тонкую, как тростинка, руку и, не повышая голоса, сказал:

– Сэр, вы сами меня позвали. Помните?