Последний ребенок - Джон Харт (2019)

– Или озорничает.

– Или спятил и сам не понимает, что делает.

Хант посмотрел на шерифа.

– При всем уважении, согласиться с вами не могу.

– А ты что, экспертом заделался? – Шеф постучал пальцем по газетам. – Посмотри на него.

Одного взгляда на фотографию было достаточно, чтобы согласиться с уже готовым решением: перья, растрепанные волосы, застывшая в ужасе Тиффани и пустые от шока глаза.

– Понимаю, как это выглядит со стороны, но мальчишка сообразительный. Если он думает, что видел копа, то для этого есть причина.

– Мальчишка утверждает, что все придумал, – снова перебил детектива шериф. – Вы сами это сказали. И с меня достаточно. Ничего больше я и слышать не хочу.

– Джонни опасается, что соцслужба отнимет его у матери, единственного родного человека. Он думает, что с Бертоном Джарвисом был связан какой-то полицейский. – Хант уже не мог скрыть отчаяния. – Он напуган, понимаете? И защищается.

– Кроме предположений этого мальчишки, у тебя есть какие-либо другие основания полагать, что полицейский, один из наших, может быть замешан в эту грязную историю?

– Наручники, которые были на Тиффани Шор, того же образца, которым пользуется полиция.

– Такие можно найти на любой приличной распродаже, – возразил шериф.

– Это сильная косвенная улика, особенно если рассматривать ее в связке с наблюдениями Джонни.

– С наблюдениями, как ты выражаешься, мы закончили, – заявил шеф.

– Наручники Тиффани Шор можно связать с каким-то департаментом? – спросил шериф. – Серийный номер? Что-то еще?

– Нет.

– С местом преступления? С прошлым Джарвиса? С его участком?

– Нет. Но ведь мальчик уже установил опасного преступника, успешно скрывавшегося до сих пор. Личные дела – следующий логичный ход. Если он прав, мы избавим общество от еще одного плохого парня. Если ошибается, никто не пострадает.

– Никто не пострадает? Побойся бога, Хант. – Шеф положил руки на стол. – Разрешить тебе доступ к личным делам значит вызвать общее недовольство, не говоря уже о том, что я, вероятно, нарушу уйму статей трудового законодательства. А если случится утечка и пойдут слухи, то нас ждет еще и проблема имиджа.

– Так оно и будет, – согласился шериф.

– Мало того что из-за мальчишки я выгляжу полной задницей на национальном телевидении, так ты – мой ведущий детектив, моя правая рука, как мне, по крайней мере, говорили – втянул департамент в судебную тяжбу с одним из самых уважаемых в городе бизнесменов.

– Эта тяжба – полная чушь, о чем вам прекрасно известно.

– Полицейская жестокость. – Шеф начал загибать пальцы. – Оскорбление. Умышленное причинение эмоциональных страданий. Противоправный арест. Что еще? У меня пальцев не хватит.

– В о́круге, вполне возможно, разгуливает на свободе педофил. Вот настоящая проблема, и она должна беспокоить вас обоих. Оставляя ее без внимания, вы, – Хант подчеркнул и повторил это слово, – вы подвергаете детей дальнейшему риску.

Шеф выбрался из кресла.

– Повторишь нечто в таком духе за стенами этого кабинета, и я поджарю твою задницу.

– Можно закрыть глаза, но проблема от этого не исчезнет.

– Хватит.

– Если в округе из-за забот о ложно понимаемой чести мундира пропадет еще один ребенок…

– Ты почему слушаешь этого сукиного сына? – бесцеремонно вмешался шериф. – Если мы потеряем еще одного ребенка, то только из-за его некомпетентности. Вот определяющий фактор, и все это понимают. Господи, ты только посмотри на него.

Хант ощетинился, и шеф попытался сгладить углы.

– Джарвис мертв. Тиффани спасена. Вот что самое главное.

Шериф отрывисто, как пролаял, рассмеялся.

– И благодарить за это стоит двенадцатилетнюю девочку и тринадцатилетнего панка.

– Со своими людьми я разберусь, – окоротил шерифа шеф. – Это ясно?

Шериф вернулся на свой пост к стене и нацелил на Ханта указательный палец.