Последний ребенок - Джон Харт (2019)

– Спятили?

– Да.

Джонни пожал плечами.

– Мне эта книжка нравится.

– Ты – придурок.

– Может быть.

Джек снял нитку с брючины, посмотрел на лестницу, обвел взглядом бетонный пол.

– Ты же вроде своего дядю Стива терпеть не можешь.

Джонни объяснил ситуацию со службой соцобеспечения и детективом Хантом.

– Вот потому и пришлось.

– Я для этого копа ничего такого делать не стал бы, – сказал Джек.

– Ты о чем?

Джек помахал рукой.

– Слышал кое-что от отца. Ну о чем копы между собой треплются.

– И о чем же?

– Ну вроде того, что ему нравится твоя мама. Что они были… ну знаешь…

– Чепуха.

– Так мой отец говорит.

– Твой отец – лжец.

– Может быть.

Мальчики замолчали. Впервые обоим стало неуютно вместе.

– Хочешь остаться на ночь? – спросил Джонни. – У Стива…

– Мне с тобой водиться отец не разрешает.

– Почему?

– «Повелитель мух», старик. Он считает, что ты опасен. – Джек прислонился к стене головой. Джонни сделал то же самое. – Опасен. Это круто.

– Чего ж крутого, если нам и потусоваться нельзя?

Они снова замолчали.

– А мне твой отец нравился, – сказал Джек. – Я с ним даже про руку забывал, как будто это и неважно вовсе.

– Так и есть, неважно.

– Я свою семью ненавижу.

– Нет, не ненавидишь.

Джек обхватил руками колени и крепко, так, что побелели костяшки, сжал пальцы.

– Помнишь, я в прошлом году сломал руку?

Рука была слабая и ломалась легко. Джонни помнил по меньшей мере три раза, когда видел Джека в гипсе. Но случай в прошлом году был самый тяжелый – кость сломалась тогда в четырех местах. Чтобы собрать ее, потребовались операции: винты, скобы и прочие железки.

– Помню.

– Это Джеральд сделал. – Голос Джека звучал как будто из колодца. – Поэтому отец и купил мне новый велосипед.

– Джек…

– И поэтому я на нем не катался.

– Вот же хрень.

– Я своих ненавижу.

Глава 28

Хант стоял в кабинете шефа полиции. По углам красовались флаги, на одной стене висели фотографии босса с высокопоставленными функционерами штата: вице-губернатором, бывшим сенатором, актером, лицо которого показалось детективу смутно знакомым. Снимки с детьми расположились на боковой тумбе. На письменном столе лежала местная газета, а рядом с ней – газеты из Уилмингтона, Шарлотт и Роли. Все их объединяла одна деталь: фотография Джонни на первой странице. Боевая раскраска и перья, кровь и кость.

Дикий индеец.

Заполнив собой кресло, шеф отклонился назад и скрестил руки на животе. Вырезанные гневом, в уголках глаз залегли глубокие бороздки. Вид у него был усталый, засаленные волосы тускло блестели на лбу. У стены маячил шериф округа, сухощавый мужчина за шестьдесят, с потрескавшейся кожей на костяшках пальцев и тяжелыми мешками под глазами. Должность шерифа он занимал почти тридцать лет; люди побаивались его крутого нрава и уважали как человека, знающего свое дело. Как и шеф полиции, шериф выглядел не лучшим образом, а детектива встретил изучающим взглядом темных, непроницаемых глаз.

Хант, однако, не дрогнул.

– Ты представляешь, сколько народу работает в департаменте? Сколько уже на службе и сколько готовятся?

– Очень даже представляю.

Шеф кивком указал на шерифа.

– А в службе шерифа? Представляешь?

– Полагаю, тоже немало.

– И как, по-твоему, будут чувствовать себя все эти люди, если мы разрешим тебе копаться в их личных делах? В конфиденциальных документах?

– У меня есть основания…

– Мы видели ваши основания, – режущим голосом перебил его шериф, меняя позу. Плечом он по-прежнему подпирал стену, но большие пальцы сунул за тяжелый черный ремень. – И ни один из нас так и не смог определить, что это за слово. Может, «коп», а может, что-то еще. Может, мальчишка ошибается.

Шеф подался вперед.