Танцы марионеток - Елена Михалкова (2009)

Он перевернул тетрадный лист и начал работу снова. Теперь Ковригин выписывал только значимых персонажей, по воле автора погибших насильственной смертью. Пройдя, будто с бреднем, первые две книги, Вася глянул на небольшой список и рассмеялся.

– Исследователь современного русского женского романа, – глумливо сказал он себе, подливая в стакан текилы. – Журналист, мать твою. Расследование затеял.

Ленкино лицо встало перед его глазами – то выражение облегчения, которое появилось на нем, когда она решилась все ему рассказать в их последнюю встречу. Ковригин обругал себя за то, что не настоял тогда на своем, позволил ей уйти с матерью… Второй раз она не поддастся на его уговоры. Что-то было плотно заперто в ее душе – от всех, в том числе и от него.

– Ленка, дружок, чего же ты боишься?

Страх. Произнеся это слово вслух, Василий тут же понял, что он прав. Она боялась – кого-то или чего-то.

«Значит, все-таки угрозы…»

Но почему она молчала, если ей угрожали?

Он сердито отодвинул книгу, и та углом задела бутылку текилы, стоявшую на краю стола. Бутылка упала на пол, булькающая жидкость вылилась из нее на ковер, от которого сразу резко запахло. «Высушу его, – иронически подумал Ковригин, глядя на геометрический узор ковра, – и когда денег на выпивку не останется, буду лизать, как кот пузырек из-под валерьянки».

Разлившаяся текила вернула его мысли к герою одной из книг – тренеру, завязавшему алкоголику, прототип которого был ему знаком. В «Небесном колодце» Николай Евсеевич носил имя Иван Трофимович и занимался не фигурным катанием, а конным спортом, но столь мелкие детали не играли роли. Ковригин познакомился с ним случайно, когда они с Леной встретили его, гуляя на набережной. После она рассказала, что он старый знакомый их семьи.

– Алкоголик? – недоверчиво переспросил тогда Вася. – И с детьми работает?

– Бывший алкоголик, – поправила она его. – И потом, уже не работает. Он устроился на ипподром – говорит, всегда любил лошадей. Там частные конюшни, за животными постоянно требуется присмотр. Я занималась у него в детстве, а потом мама помогала ему несколько раз, когда он был в особенно плохом состоянии.

Ковригин придерживался мнения, что бывших алкоголиков не бывает – бывают только сдерживающиеся. До поры до времени. Но возражать Ленке не стал – по ней было видно, что она с нежностью относится к этому пожилому усачу в кепке, радостно раскрывшему объятия, стоило ему увидеть бывшую воспитанницу.

Подумав, Василий встал и открыл ящик с рассортированными фотографиями. Ему не потребовалось долго искать, и вскоре он вытащил на свет божий снимок трехлетней давности – яркий летний день, размытые линии моста и перил, рябь реки и два лица на переднем плане: одно – женское, полуобернувшееся к фотографу, второе – мужское, смущенное. «Он не хотел фотографироваться, стеснялся, и я сделал лишь один быстрый снимок. Хороший, кажется, мужичок, хоть и потрепанный жизнью».

Бегло просмотрев книгу, Ковригин удостоверился в том, что верно помнил ее: по сюжету Иван Трофимович, крестный отец героини, после смерти близкого друга не выдерживает, напивается и, попытавшись сесть на коня, падает и сильно калечится.

Вася снова припомнил тот день, когда его познакомили с Николаем Евсеичем. Вспомнил дряблую, морщинистую шею, мешком свисавшую под горлом, потертую рубашку с пожелтевшими обшлагами, его старую машину, припаркованную возле дешевой шашлычной, и то, как радостно пожилой одинокий человек цеплялся за них, не давал им уйти, все рассказывая свои, интересные ему одному, новости…

– Напился и упал с лошади… – вслух выговорил Ковригин.

Им овладело предчувствие, что истина где-то рядом. «Как же его фамилия?.. Ленка называла мне ее, я точно это помню».