Нет кузнечика в траве - Елена Михалкова (2018)

В свое время ему пришлось долго и мучительно плутать в лесу из недомолвок, намеков и завуалированных требований. На Ольгу словно было наложено заклятье немоты, не позволявшее ей прямо сказать, чего она хочет. Десятки ее провокаций ни к чему не приводили, пока однажды, ощущая себя бестолковой собакой, не соображающей, чего требует от нее любимый хозяин, Гаврилов не ударил ее по плечу.

– Я должен был ее бить, – сказал Петр, не глядя на Сергея с Илюшиным. – Это был как бы… комплекс. Комплекс мер. – Никогда он не ощущал себя глупее, чем произнося это. – Начиналось с пощечины. Потом мог… по спине ударить. По рукам. Это должно было идти по нарастающей. В виде наказания за что-нибудь… как будто она меня спровоцировала. Понимаете?

– Нет пока. Все это заканчивалось сексом?

– Все это заканчивалось тем, что она на меня кидалась, – сказал Гаврилов и поднял на Макара совершенно трезвые глаза. – Как в фильмах… когда героя долго бьют, а потом он встает и убивает всех своих врагов. Это я был ее врагом. Она больше никому не могла это доверить.

Бабкин с Макаром переглянулись.

– Сначала вы ее били, а потом она давала вам сдачи? – уточнил Илюшин. – Это было… наказание? Она в чем-то провинилась и вы ее наказывали?

– Нет. Ничего общего. Я… – признаться в этом было труднее всего, – я не знаю, что это было. Она мне никогда не рассказывала.

– И вы не спрашивали?

Гаврилов закрыл глаза ладонью. Как им объяснить? Оля доверилась ему, и больше всего он боялся нарушить хрупкое равновесие, к которому они так долго шли. Его постоянно мучил страх – страх, что она все-таки уйдет, потому что он так и не понял, что за человек каждое утро просыпается и каждую ночь засыпает рядом с ним.

– Ей становилось легче, – сказал он наконец. – Я объяснил себе, что это такая… терапия. Научился ловить… чувствовать… понимать, когда это ей нужно. Сначала ее охватывало возбуждение, Оля много смеялась, вздрагивала от громких звуков… Тогда я начинал… вот это все. Она пряталась от меня, потом избивала в ответ и успокаивалась.

– Надолго?

– На месяц, два.

Гаврилов не стал рассказывать, как трудно ему было поначалу и как быстро он вошел во вкус, привык ее бить. Больше всего его страшило, что Ольга поймет это по его глазам. И тогда бросит его и найдет другого – того, кому придется преодолевать себя, чтобы ударить ее, как некогда и ему. Потому что, как бы нелепо это ни звучало, все это время его жена оставалась человеком, ненавидящим насилие.

Бабкин вопросительно взглянул на Макара. Он ничего не понимал во всей этой истории. Они ищут сумасшедшую? Тогда почему клиент твердит, что она не принимает таблеток?

– Ольга что-нибудь говорила? – неожиданно спросил Илюшин. – В процессе этой… экзекуции?

Гаврилов на секунду замялся. Но он выложил им так много, что скрывать что-то еще просто не имело смысла.

– Что я сдохну, а они будут жить.

– Они?

– Я не знаю, кого она имела в виду.

– Хоть какие-то предположения есть?

– Я не строил предположений! – взорвался Гаврилов. – Я тебе не Алиса в Стране чудес!

– Это что за внезапные сравнения? – озадачился Макар.

– Страшно открывать лишние дверцы, понимаешь? – горячо заговорил Петр. – Там ведь ни хрена не сад! Не розы, не карточная колода… Там, блин, черные дыры! Я бы все вынес. Все! Но – другой-то, другой человек, внутри которого эта дрянь! Он-то – вынесет? А если нет? Ты туда сунулся, хотел как лучше, а у него там кишки, грязь, гной, все в кровище… Я же не врач, не исповедник… не психолог, в конце концов! Если бы Оля захотела, она бы рассказала. Кто я, блин, такой, чтобы лезть? Я бы все для нее!.. – Он сжал кулаки. – Но вдруг будет хуже? Вдруг больнее? Это ведь не отмотаешь назад, как пленку, не залепишь пластырем.

Он хотел добавить, что пытался ее беречь, потому что никогда прежде ни в ком не встречал такого сочетания уязвимости и ярости, которое, кажется, испепеляло ее изнутри. Но не стал.