Нежные листья, ядовитые корни - Елена Михалкова (2015)

Бабкин решил, что ослышался.

– Что они с ней сделали?!

– Постригли, – повторила она. – Омерзительная история. Но знали о ней действительно все, кроме Маши.

– А Лосина сказала, что ничего…

– Врет! – с силой перебила Саша. – Лось не только была в курсе, но и принимала во всем живейшее участие!

Сергей боялся открыть блокнот, чтобы не спугнуть ее.

– И в чем оно заключалось?

Судя по напряженному голосу Макара, он тоже опасался, что приступ откровенности Стриженовой может в любой момент закончиться.

– Она заманила Зинчук, – с прежней уверенностью сказала Саша. – Заманила в квартиру к Савушкиной. Одна бы Юлька не пошла, она стеснялась. А Лосина предложила свою компанию, и Зинчук согласилась.

Саша вспомнила сцену в сауне, выступление Анжелы, понятное только им двоим… И в голосе ее прорезалась неприкрытая злость:

– Эта лживая дрянь сообщила Юльке, что у Совы якобы собирается вечеринка для своих. И Лёшка Демьянов тоже будет.

– Мальчик, который нравился Зинчук?

– Она была в него влюблена. Сильно влюблена! Так могут влюбляться только подростки.

Саша поднялась, чтобы взять сигареты. Джинсы, черная водолазка, тонкая серебряная цепочка – ничего вычурного. Бабкин бросил взгляд на Илюшина и с неожиданным удовольствием убедился, что тот впечатлен.

Стриженова оказалась высокой голубоглазой шатенкой с мальчишеской стрижкой. Бабкин любил длинные волосы у женщин, но даже он вынужден был признать, что Саша могла бы обриться наголо, и это ни капли не испортило бы ее.

Он вообще не мог представить, что могло бы испортить это лицо. Выразительные линии подбородка и скул, каким-то особым образом широко расставленные глаза, чуть вздернутые к вискам… Бабкин сосредоточился, пытаясь поймать неуловимую особенность, делающую ее лицо таким притягательным. Бесполезно. То же самое, что ловить руками мираж.

Саша Стриженова открыла настежь окно, закурила и выпустила дым из бледных губ.

– Простите, я не предложила вам. Вы будете?

– Нет, спасибо.

Она села на стул очень прямо, не касаясь лопатками спинки.

– Вы занимались в балетной студии? – вдруг спросил Илюшин.

– Что, простите? Нет. Почему вы так решили?

– Осанка.

– Ах, это… – Саша невесело усмехнулась. – Последствия старой травмы. Мануальный терапевт запретил мне сутулиться. Но вы ведь не обо мне пришли говорить, правда?

«Нет, если только ты – не Юля Зинчук, – мысленно ответил Бабкин. А Стриж вполне могла быть ею. – Старая травма, говоришь?»

– А Юлька Зинчук ради дурака Демьянова даже научилась танцевать, – сердито сказала она. – Ходила в студию в нашем Доме культуры.

Она замолчала. Ни Бабкин, ни Макар не торопили ее. Илюшин тихо надеялся, что отель сэкономил на качественных детекторах дыма, и ее рассказ не перебьется свирепым воем сирены.

Из окна потянуло зверским холодом. Стриженова как будто не замечала его.

– Может быть, начнете с того, кто это придумал? – осторожно предложил Бабкин.

– Нет. – Она покачала головой. – Начать надо с того, что Демьянову нравились куклы-златовласки. Роскошные красотки с расстегнутыми верхними пуговицами блузок, а не тихие отличницы с косичками.

Илюшин со всей отчетливостью вдруг увидел, что сама Саша когда-то была именно такой: тихой и с косичками. И ей тоже нравился похожий на ожившую римскую статую Лёшка Демьянов, с мускулами, широкой улыбкой и отсутствием всякой рефлексии. Но она не решилась сделать того, что Юлька Зинчук. Или просто не сообразила.

– Юлька начала себя менять, – сказала Саша. – Ориентиром она выбрала Рогозину. Сначала осветлила и завила волосы в дивные кудри. Таких золотых волн, как у Светки, конечно, не получилось, но все равно было красиво. Потом она научилась краситься в точности как Светка. В ней как будто проступало новое лицо на фоне блеклого старого. И знаете, на Юльку хотелось смотреть.